Игорь Григорьян - Иллюзия

— Человечество забыло что такое истинная Любовь. Истинная Любовь стоит особняком среди всех возможных чувств. Истинная Любовь не может испытываться человеком, как остальные чувства. Истинная Любовь не гнет и не гнется. Истинная любовь, как живой организм, сама испытывает людей, испытывает их чувства и эмоции. Она сама решает кому открыть свою сущность. И открывает ее только тем, кто действительно готов. Кто смог. Кто может. Кто сможет и дальше. Истинная любовь самодостаточна. Нет ничего что могло бы сравниться с настоящей Любовью, ведь что бы мы ни взяли — материальное ли, духовное ли, оно всегда окажется лишь составной частью Любви. Любовь абсолютна. Любовь бескорыстна. Она не требует ничего взамен, ибо сама питает себя. Истинная Любовь — это океан мироздания, в котором, вполне возможно, зародилась и сама Жизнь. Все ее ветви и разновидности. Все бесконечные и бесчисленные вариации жизненных форм сотканы в океане истинной Любви, они являются порождением этого океана, его частью, его детищем. В этом океане зародилось и то, что человечество называет эволюцией — а это уже даже не живой организм, а процесс. Глагол.

Дракон подтянулся к плавникам акулы и испил предложенную ему воду. В его глазах мелькнуло что-то, напоминающее благодарность. А может быть это и была Любовь.

— Процесс — это действие, — Агафья Тихоновна продолжала говорить, — а действие, то есть глагол, гораздо долговечнее любого организма, или имени существительного, ибо действие включает в себя жизни множества поколений. Люди рождаются и умирают, а дело, действие, живет и продолжается многие и долгие годы, иногда даже столетия, а бывает и дольше. Так что глагол вправе перечеркнуть все существующие «кто» и «что». Так, например, человеческие поступки всегда перечеркивают слова, — акула усмехнулась, — подумайте, ведь в нашей жизни по сути существуют одни глаголы. Действия. И сама эволюция является скорее глаголом, чем существительным, ведь она — это процесс изменения видов. И цель у этого процесса одна — улучшить уже существующие формы жизни, предоставив эти формам какие-то новые качества и возможности, другими словами — помочь им выжить и выстоять. Заметьте, — Агафья Тихоновна улыбнулась, — бескорыстно помочь кому-то, не требуя ничего взамен, или что-то улучшить, опять-таки, без вознаграждения и без корысти, можно только тогда, когда ты испытываешь к этому кому-то именно Любовь, не так ли? Пусть даже в усеченном, урезанном, человеческом представлении. Но именно Любовь, Любовь с большой буквы «Л», а не просто привязанность, симпатию или вожделение!

— Вы так думаете?

— Я так знаю.

— Но почему нельзя бескорыстно помочь понравившемуся человеку?

— Потому что в отсутствии Любви вы будете помогать не бескорыстно. Корысть, как притаившийся в темных кустах хищник, атакует незамедлительно. И без вашего на то желания или разрешения. Этот хищник может быть чем угодно. И подпиткой собственного эго, когда человек говорит сам себе — какой же я молодец, что делаю добрые дела, и ожиданием какой-либо награды за сделанное, даже если и не от того кому помог, то от высших сил, да чем угодно. А бескорыстие — это совсем другое. Бескорыстие — это Любовь.

— Но почему?

— Потому что только находясь в Любви, человек перестает в чем-либо нуждаться, ибо Любовь способна дать ему абсолютно все.

— Но почему так? — я повторил свой вопрос.

— Потому что Любовь сама по себе является тем, из чего сделано все остальное. И если вы в любви, то у вас уже есть все то что в принципе может существовать. Чего тогда желать? Чего хотеть? К чему стремиться? — Агафья Тихоновна мечтательно посмотрела на озерную гладь и добавила:

— Тогда остается только сидеть на берегу и смотреть вдаль, ибо все остальное у тебя уже есть.

— Как мы с вами?

— Да, да. Как мы с вами.

— Значит у нас уже все есть? Значит мы познали и Любовь?

— Конечно, — акула посмотрела на меня испытывающе, — в противном случае ключ не подошел бы к замку.

— Ключ?

— Да. Ключ. Ваш зонт с драконом. Да и вообще не было бы никакого дракона, — она рассмеялась, — ничего бы не было. А замки? Замки существуют только в головах людей. И исключительно для людей.

Я невольно задумался. Был ли в моей жизни, хотя бы один бескорыстный поступок? Совершил ли я что-то просто так для кого-то, абсолютно мне безразличного?

— Получается что накормив бездомного и безразличного мне пса на улице, я был полон Любви?

— Думаю что именно так, — Агафья Тихоновна кивнула головой, но может быть и совсем нет.

— Почему же нет?

— Возможно, вы были не полны Любви. Для этого пса вы и были сама Любовь. Вы побыли немного Буддой, глотнули свободы, и сами даже не заметили этого, — она засмеялась громко, заливисто, — как часто мы проходим мимо столь очевидных вещей!

Агафья Тихоновна продолжала смеяться, наблюдая за моей растерянной физиономией.

— Так что в вашем случае голодный пес ни при чем. Это вы стояли на улице. Вы были голодны. И вы помогли себе сами.

Дракон, лежащий около воды, приподнял голову и мощным рыком выразил свое согласие с Агафьей Тихоновной. Та, поблагодарив его кивком головы, продолжала:

— Истинная Любовь всегда направлена вглубь себя, и благодаря этому она дает понимание одного очень важного качества. Лишь полюбив себя по-настоящему, полюбив свое земное, телесное воплощение, человек в состоянии полюбить и кого-то другого. Обходного пути, другой дороги попросту нет, а почему? — акула смотрела на меня и ждала ответ.

— Потому что нет никакого кого-то еще. Есть только ты, — почти прошептал я.

— Именно! Именно так! Есть только ты и больше ничего и никого кроме тебя! — Агафья Тихоновна говорила эмоционально и, казалось, была очень довольна моим пониманием сути вопроса, — на определенном этапе развития Любовь поглощает человеческую, перекрестную сущность, и сам человек, стоящий на этом перекрестке уходит вверх, к божественному, становится живым воплощением Любви, ее материальным и физическим оттиском. Это и есть момент освобождения от телесных перевоплощений. Когда ты есть Любовь, а Любовь есть ты, становится совсем неважно сохранится ли твое физическое тело — эта крупинка материи в бесконечном море Любви. Твоя внутренняя река впадает в бесконечное море и ты сам становишься им же, вечным, безвременным и безбрежным морем.

— Но если река захочет стать морем, она ведь должна рискнуть своей жизнью, а если выразиться точнее — то и пожертвовать ей?

— В смерти меняется только тело, — акула улыбнулась, но сумела сохранить серьезность, — и когда твое путешествие в человеческом теле подходит к концу — ты обрастаешь новой, пусть уже и не человеческой, но какой-то другой плотью. Как река становится океаном, так и ты превращаешься в субстанцию иного порядка. Как правило, — она ухмыльнулась, — если этого не произошло раньше, то в этот самый момент и приходит понимание, что даже будучи человеком, где-то глубоко внутри тебя всегда плескался этот безбрежный и бесконечный океан, который совершенно добровольно сам ограничивал себя контурами человеческого тела, — Агафья Тихоновна подмигнула мне, — и более того, позволял тебе считать это тело чем-то безусловно и бесспорно важным.