Игорь Григорьян - Иллюзия

— Да.

— Значит ли это что решение человека было единственно возможным при том раскладе химических реакций в его теле, который имел место в данном случае?

— Думаю, да. Ведь человек поступил каким-то определенным образом, а не по-другому. Значит процессы в его теле и Сознании привели человека к именно этому, единственному и однозначному решению.

— Вот именно. Любое действие или мысль тут же влечет за собой цепочку определенных последствий, а значит, как бы люди не пыжились, все будет так как должно быть и в точности так, как предопределено заранее.

— А если человек — лишь часть космического Разума?

— Тогда, тем более, для человека, все предрешено. Но уже не химическими процессами в его личном мозге, а какими-то нам неизвестными, но процессами в мозге космическом.

— Значит все предписано заранее? Значит все можно предсказать?

— Можно, если человечество научится просчитывать сложные системы.

— Что ты имеешь в виду?

— Если Разум следует законам Природы, а по-другому и быть не может, то все четко и однозначно предопределено, ибо законы Природы — это нечто, работающее без сбоев и независимо от места их применения, — Артак продолжал лежать с закрытыми глазами, — можно ли их предсказать? Вполне, когда речь идет о простой системе, такой, например, как одна клетка. Тогда человек в состоянии предсказать как она себя поведет в том или ином случае. Но если речь идет о системе сложной — тут человечество бессильно в предсказаниях. Не получится. Пока что не получится. На данном этапе развития невозможно. Но это не отменяет того, что зная все исходные данные при наличии определенных технологий предсказание будущего не составит труда и будет безошибочно и одновариантно.

— А в чем тогда смысл?

— Смысл может существовать только в пределах человеческого разума, а значит и искать его надо не где-то, а между своих ушей, — Артак перевернулся на другой бок, — остальной смысл, если и есть, человеку не доступен. По крайней мере на этом уровне, — он зевнул.

— Понятно, — я замолчал и посмотрел на Агафью Тихоновну.

Акула лежала, опираясь на грудные плавники, как если бы человек лежал на животе, опершись на локти и подставив кулаки под нижнюю челюсть, и с интересом прислушивалась к нашей беседе.

— Мы обсуждали варианты прохождения черной дыры, — вдруг произнесла Агафья Тихоновна, напоминая нам о том, ради чего, собственно, мы здесь собрались.

— Да, действительно, — я с благодарностью посмотрел на акулу.

— И насколько я поняла, мы обсудили только первый вариант, ведь так?

— Так, — мысленно подтвердил дракон, — именно так.

— Значит ли это, что кроме первого варианта есть и второй? А может и третий?

— Конечно, — Артак опять зевнул, — всегда есть несколько возможностей.

— Ага, — воскликнул я, — раз есть несколько возможностей, то и свобода выбора есть!

— Возможностей есть несколько, — дракон лениво улыбался, кося на меня желтым глазом, — но поступишь ты в полном соответствии с законами химических реакций в твоей голове, и более того, тебе, лично тебе будет казаться что это твое собственное, свободное от всех внутренних и внешних процессов, решение.

— И даже, если я…

— И даже, если ты в самый последний момент решишь изменить Мир и сделаешь то, что делать не собирался, например, поступить вопреки своему, принятому тобой лично, решению, — Артак оскалился в улыбке, — это и будет именно то, что должно было произойти.

— Ээээ…

— Вот тебе и ээээ.

— Но ведь это значит что все происходящее бессмысленно, — я вздохнул и отвел глаза, посмотрев в сторону, не в силах более выдерживать драконий взгляд, — просто-напросто бессмысленно, — я опять посмотрел на дракона, — но давай еще вернемся к этому вопросу позже, а сейчас нам надо торопиться. Надо двигаться дальше.

Вместо ответа дракон прикрыл веки и пробормотал про себя:

— Нет никакой срочности. Зима не спешит превратиться в весну. Лето не спешит к осени. Одно дерево не пытается расти быстрее другого. Звезды и планеты не торопятся быстрее завершить свой круг. Никто и Ничто во Вселенной никуда не спешит. И нам не следует.

Проговаривая свою тираду дракон так и не сдвинулся с места, а лишь устроился поудобнее на теплой поверхности приютившей нас звезды.

— Хорошо, с этим разобрались, — я кивнул, давая понять что с первым вариантом все понятно.

— Второй вариант, — Артак взглядом прикинул расстояние до черной дыры, которая с нашего места хорошо просматривалась, — это просто лететь. Лететь, используя лишь крылья. Лететь, как самый обыкновенный дракон.

— Что нам мешает?

— Для того чтобы физически, то есть нашими телами, пересечь горизонт событий, нам будет необходимо преодолеть сопротивление Времени, потому как по мере приближения к черной дыре, Время, как и любая материя, сжимается, становится более плотным, густым, и соответственно, пробраться сквозь него будет сложнее, чем, например, здесь или на Земле.

— Плотным? Густым? Мы сейчас говорим о Времени?

— Да, конечно. О нем самом. О Времени.

— Через него надо будет пробираться как через кустарник?

— Можно и так сказать.

— Из чего же оно состоит?

Мимика Артака говорила о его крайнем изумлении.

— Из человеческого воображения, из чего же еще.

— Ого! А человеческое воображение из чего состоит?

— Из пикселей, как фотография.

— И они сжимаются?

— Пиксели воображения? — Артак засмеялся, — нет, нет, что ты. Твое тело не будет испытывать дискомфорт, пробираясь сквозь кустарник Времени, — он продолжал смеяться, — а вот твое воображение, твои мысли — да.

— Мне будет трудно представить что-то? Будут трудности со способностью мыслить?

— Смотря что ты называешь способностью мыслить. Если мыслить — это перебирать фотокарточки Времени со статичным, вечным и неизменным изображением — то да, наверное, ты будешь испытывать затруднения со своими мыслями. Скажи, ты мог бы подумать или представить что-либо в отрыве от Времени? Мог бы?

— Как это?

Артак с интересом смотрел на меня.

— Ну вот так. Еще раз представь что Времени не существует. Вообще не существует. И вся Вселенная — это, скажем, большой шар, в котором собраны не только все прошлые и существующие, но и будущие снимки. И ты сам, заключен внутри этого шара, и каждый снимок, то есть каждый момент того, что ты называешь временем, пронизывает тебя насквозь. Каждый, заметь! Каждый снимок. Все что существует во Вселенной — все это всегда рядом. И давно ушедшие моменты, которые, как тебе кажется, уже не вернуть, и будущие, до которых, опять-таки, как тебе кажется — еще далеко… Что бы ни происходило внутри этого шара — не имеет возможности вырваться наружу и изменить что-то вне его, понимаешь? Тогда, так ли уж важно то, что происходит внутри, если это не оказывает никакого влияния на то, что снаружи?