Леонид Свердлов - Воля богов!

Взгляд Одиссея упал на стоящие у входа в палатку сандалии Филоктета. Выждав момент, он незаметно потёр отравленной тряпкой внутри одной из них.

Побеседовав ещё немного, допив вино и пожелав собеседнику спокойной ночи, царь Итаки удалился.

Ночью весь лагерь разбудил вопль Филоктета. Оруженосец Геракла лежал у входа в свою палатку, дико выл и дрыгал ногами, одна из которых распухала на глазах. Среди ночи он задумал выйти на улицу — стал надевать сандалии, и вдруг такое вот случилось.

— Странная болезнь, — сказал Паламед, пытаясь при свете факела разглядеть мелькавшую в воздухе ногу.

— Дело ясное, — ответил Одиссей. — Змея укусила. Здесь, на острове, водятся змеи, мы все сами видели. Ночью в темноте на такую наступить — плёвое дело.

— Не похоже на укус змеи, — возразил Паламед.

— Это особенная водяная змея. Я знаю: у нас на Итаке тоже такие водятся.

— Имеешь в виду себя?

Одиссей не отреагировал на ехидное замечание Паламеда. Сейчас его больше беспокоил Филоктет. Убить его не удалось, и он наверняка догадался, кто ему нагадил. Сейчас, пока он от боли всё равно не может говорить, это не страшно, но если боль пройдёт, то Одиссею придётся ответить за бесчеловечную пакость.

Он отвёл Агамемнона в сторону и сказал:

— На Итаке мы стараемся избавиться от тех, кого покусала водяная змея. Мало того, что они орут так, что ничего делать невозможно, так ведь на укушенном месте образуется язва такая вонючая, что на сто шагов не подойти. Если взять его на корабль, то мы до Трои не доплывём — он нам весь флот завоняет.

Агамемнону было жаль расставаться с легендарным помощником великого Геракла, но перспектива завонять весь флот ему была совсем не по нраву.

Неизвестно, как долго мучился Филоктет. Но через какое-то время боль спала или он просто привык к ней. Придя в себя, он огляделся и увидел, что лежит на пустом берегу. Греки уплыли, оставив его одного на необитаемом острове.

Если бы это зависело только от Париса, его свадебное путешествие никогда бы не закончилось. Он вовсе не хотел показываться на глаза родным и не знал, как объяснит им свой, как ни крути, неблаговидный поступок. Он уж подумывал о том, чтобы не говорить, что Елена была женой Менелая, сказать, что она только тёзка спартанской царевны, но понимал, что в это никто не поверит. Все знали, что Менелай женат на самой красивой женщине в мире, а женщины красивее Елены в мире быть не могло.

Они объехали все известные Елене порты юго-восточного Средиземноморья, вдоль и поперёк обошли все крупные рынки и накупили столько экзотического добра, что на корабле его уже негде было складывать.

Но счастье незадачливого принца не могло продолжаться вечно. Весть о похищении Елены через купцов дошла до Трои, когда Приам и без того уже начал беспокоиться, что его сын так долго не возвращается из своей дипломатической миссии.

Троянские вестники были посланы по всему миру с заданием отыскать и доставить домой беглого похитителя чужих жён. А найти Париса было не так уж сложно: он хоть и менял постоянно место пребывания, везде его сразу замечали, поскольку он вёл широкий образ жизни, а его красавица жена регулярно появлялась с толпой слуг на рынке и скупала там всё, что могло заинтересовать богатую путешествующую дамочку.

Посланцы Приама наконец настигли беглецов, и вот настал день, когда красивый корабль с Афродитой на носу вернулся в Трою.

Сразу было видно, что приехал не простой принц, а проштрафившийся. Никто из царской семьи не вышел его встречать. Только советник Приама знатный горожанин Антимах поднялся на борт, чтобы поприветствовать заблудшего царевича и предупредить о том, что его ждёт в ближайшее время.

— Что же ты натворил, Приамович! — возмущался он. — Весь мир уже о твоих «подвигах» знает. Пришёл в гости, хозяина обидел, жену увёл, золото украл. Ну, любовь, понимаю, дело молодое, но золото зачем воровать? Это уж вообще никуда не годится. Приам осерчал, Гектор тоже, Гекуба плачет, Кассандра в истерике. А ты ещё и пропал. Так что жди завтра суда. Будет царь со всем своим советом решать, как с тобой быть. Готовься к тому, что придётся вернуть Менелаю и жену, и золото.

— Золото, — грустно повторил Парис. — Не так уж много у меня того золота.

Он показал Антимаху последний нетронутый сундук из тех, что взяла с собой из Спарты Елена. Всё остальное она уже потратила на всякие экзотические заморские товары.

— Золото мне вовсе не жалко, — сказал Парис, открывая сундук. — Не веришь? Можешь себе забрать.

Антимах посмотрел на него с недоумением:

— Как это себе забрать? Ты что, Приамыч, взятку мне предлагаешь?

— Ах, ну что ты! — отмахнулся Парис. — Я же за это ничего не прошу. Поступай как совесть велит, а я тебе это золото в любом случае подарю, если только мне не придётся вернуть его Менелаю.

Антимах на мгновение задумался.

— Тогда, пожалуй, это действительно не взятка, — сказал он. — Батюшка твой, правда, очень сердится, но он же не зверь — поругается да и простит сынка-то родного. Постараюсь его убедить, может, и добьюсь чего. Только вот, — тут Антимах помолчал, задумчиво глядя на Париса, — золота-то немного совсем.

— Я ещё заморскими товарами добавлю, — ответил Парис.

Семейный совет собрался в тронном зале. Парис предстал перед своим отцом — царём Приамом, его сыновьями и советниками.

— Ну что, явился, потаскун! — с ходу начал рассерженный Приам. — Мало того что на весь мир нас опозорил, так ещё и сбежать пытался!

— Я волю богов исполнял, — промямлил было Парис.

— Во нахал! — перебил его Деифоб. — Папа, ты слышал, он ещё и богов припутывает! Убить его надо, как Кассандра предлагала!

— Это всегда успеется, — возразил Гектор. — Сейчас нужно решить, что делать с тем, что Парис украл.

— Верно, — согласился Приам. — Я думаю, Елену надо вернуть мужу, всё золото, что они с Парисом увезли, тоже вернуть, да ещё и от себя добавить и извиниться. Но, прежде чем принять решение, послушаем жену Менелая, которую Парис с собой привёз. Пусть она тоже расскажет, как было дело.

Когда в тронный зал вошла Елена, невольный вздох восхищения вырвался у всех присутствовавших. Даже старый Приам привстал от волнения с трона.

— Как ни возмутителен поступок Париса, — произнёс царь, — понять его можно. Скажи нам, Елена, как же вы до такого докатились. Понимаешь ли, какое преступление вы совершили?

Елена опустилась на колени перед троном Приама и ответила:

— Если любовь — это преступление, то мы его действительно совершили и достойны твоего гнева. Если ты считаешь, что мы заслужили наказание, то накажи нас как непослушных детей. Я приму любое наказание от своего отца — ведь ты позволишь мне так тебя называть?