Игорь Фёдоров - Две истории

— Чем занимаешься?

— Строю объекты по области, работаю вахтой, часто в разъездах.

— На автобусах ездишь или в поездах?

— В поездах, — ответил Никита, — двадцать дней там, десять здесь.

— Наверно интересно часто путешествовать, — предположила Катя, — многое видишь по дороге.

— Ага, много чего, — поморщился Никита и устало махнул рукой, — степи, леса и маленькие станции. Все!

— Зато, бесплатно.

Троллейбус остановился, впустил-выпустил людей, и тронулся дальше.

— А ты чем?

Катя задумалась.

— Я только что универ закончила. А ты уже работаешь…

— А вот не надо все одиннадцать классов оканчивать, — поучительным тоном сказал Никита, — после девятого я рванул в техникум, а когда ты перешла на третий курс, я уже обеспечивал сам себя.

— Круто, — согласилась Катя, — время зря не теряешь.

— Тем более, что я и года не отучился. Появилась возможность, я ею воспользовался.

— Вот как!

— У тебя есть кто-нибудь? — неожиданно спросил Никита, — И я сейчас не про родителей спрашиваю.

Катя замялась. Ответа на этот вопрос она наверняка не знала.

— Был один… — неуверенно сказал она.

— Тогда, может, сходим куда-нибудь? Что бы время не терять.

— С тобой?

Никита демонстративно оглянулся по сторонам, в поисках других кандидатов, вызвав у Кати улыбку.

— Да хотя бы со мной.

— Давай в театр, — загорелись у Кати глаза.

— В театр? — как-то грустно удивился Никита.

— А что тебе не нравится в театре?

— Да я всегда думал, что театр — отстой, — и, увидев возмущение в глазах Кати, поспешил исправиться, — то есть, театр, это, безусловно, круто. Но как-то несовременно.

— А ты когда в последний раз там был? — с вызовом спросила Катя.

Убить его за такие слова она еще успеет. Но для начала надо попытаться обратить дикаря в свою веру.

— Да я там вообще никогда не был, — с гордостью заявил Никита, — Бог миловал.

— А слабо хотя бы один раз посмотреть спектакль? Или друзья-строители тебя не поймут?

Никита криво усмехнулся.

— Не надо меня на «слабо» брать. Не сработает.

Родителям он точно не понравиться, подумала Катя. Слишком развязанный и самодовольный. Но о ЗАГСе речи пока нет.

— Но если хочешь в театр… Давай сходим. Потом похвастаюсь перед друзьями-строителями, когда будем раствор замешивать.

Они вышли на одной остановке возле театральной площади. Никита, как джентльмен, предложил даме покурить. Слегка поколебавшись, Катя приняла сигарету.

Затягиваясь и выпуская дым в небо, она мысленно попрощалась с Егором.

Катя подкинула веток в костер. Хвороста еще много. Уже меньше половины, но хватит, чтобы о многом пожалеть.

Как и предполагалось, Никита не произвел на Катиных родителей должного впечатления. Не дотягивал до идеала. Работает человек — хорошо, зарабатывает прилично — еще лучше. Голова соображает, руки растут, откуда надо. А значит, гвоздь прибить сможет. Но нет в нем душевного равновесия и элементарного чувства такта. Даже в общении с будущей тещей. Нет-нет, да промелькнет в разговоре какая-нибудь грубость и опрометчивая резкость. Ляпнет что-нибудь такое, что в интеллигентных семьях считается недопустимым, а сам не заметит.

— Анекдот про тещу, — предложил как-то Никита.

— Не надо, — оборвал его отец, зная, чем могут закончиться подобные шутки.

— Хотя не стоит, он немного нецензурный, — согласился Никита.

— Тем более.

Воспитание — больше уличное, чем семейное, предположила мама. Такой и жену ударить может, а не ударит, так замахнется, что тоже не добавит ему призовых очков.

— Скажу прямо, из таких получаются хорошие любовники для непостоянных встреч. Как муж, он нестабилен.

— Не какой? — переспросила Катя.

— Хреновый муж из него выйдет, — пояснила мама, — неверный.

— Нам еще как-то рано о замужестве говорить.

— А о постели не рано? А? Молодые, да ранние?

— Это мое личное дело, — заметила Катя с уловимой долей агрессии.

Мама смиренно подняла руки, демонстрируя ладони:

— Согласна, твое, — она напряженно вздохнула, — делайте, что считаете нужным. Но мне очень бы не хотелось когда-нибудь от тебя услышать, что я была права. И слез твоих, тоже не хочу видеть.

— Не увидишь, — пообещала Катя.

Прошел год. Отношения между молодыми оставались на уровне. Глобальных ссор не возникало. В плане театра Никита оказался стойким и терпеливым. Театр ему не нравился, он его ненавидел, но старался не показывать вида. В конце концов, объяснял он Кате, театр — это тусовка, это какое-никакое мероприятие, это нечто пафосное и в меру интересное. За двадцать дней работы в области, возводя строительные леса и бегая за пьяными работниками, можно настолько духовно обеднеть, что и театр сойдет за отдушину. Так он рассуждал, лежа под Катиным одеялом, после очередной вахты. Но как-то неискренно.

В это время раздался звонок в дверь. Никита, недовольно ворча, потянулся за одеждой. Катя взглянула на часы — для родителей еще рано. Она быстро накинула халат и поспешила в прихожую. И открыв дверь, она потеряла дар речи — в подъезде стоял Егор. Подтянутый, стройный, уверенный в себе.

— Привет, — сказал он с осторожностью, с какой диггер спускается в незнакомую пещеру.

— Привет, — выдавила Катя, и напомнила дела минувших дней, — давно не виделись.

— Я в армии был, — гордо заявил Егор, — хотел сказать, но ты меня игнорировала.

— Да ты проходи, — еле прошептала Катя и сама сделала шаг назад.

Егор шагнул через порог и оглядел прихожую. С его последнего визита ничего не изменилось, разве что какой-то молодой человек в майке и семейных трусах прошел на кухню.

— Здрасте! — бросил тот.

— Здравствуйте, — пробормотал Егор, чувствуя, как замерло, а потом с бешенной скоростью застучало сердце.

Катя не знала, куда деваться. Жизнь ее не научила, что делать в таких ситуациях. Повода не было. Поэтому придется выкручиваться самой.

— Так ты почему ничего не сказал? — спросила она, стараясь казаться веселой.

— Я же звонил, — еле выговорил Егор, поражаясь, как глухо звучит его голос, — ты трубку не брала.

— Сообщение хотя бы послал, — настаивала на своем Катя, уже зная ответ.

— И посылал, и сам приходил, — пробормотал бледный Егор, — мама говорила, что тебя нет. Что гуляешь с подругами…

— Да там все как-то завертелось… — промямлила Катя и вдруг разозлилась, — ну ты же все уже понял!

— Понял.

Егор вышел во двор, чувствуя себя смятым фантиком, в придачу еще и втоптанным в грязь.

— А меня девушка бортанула, — сказал Егор сам себе и беспомощно оглянулся вокруг.

Объятый прохладой одиночества, и ощущающий себя никому ненужным, он направился прочь от этого подъезда, до которого еще полтора года назад проводил девушку. Шел не спеша, еле передвигая ноги, не зная, что из своего окна смотрела на него Катя, до боли в пальцах вцепившись в занавеску.