Игорь Фёдоров - Две истории

А потом вдруг все пропало.

Но в огне Катя видела, как мать открыла дверь и застыла на пороге ванной комнаты. Как она страшно закричала с такой силой, что тут же сорвала голос, а хрип был еще ужасней. Видела, как вбежал отец, оттолкнул мать и вытащил из ванны почти мертвую дочь. Как он положил ее на диван и держал ее руку возле запястья, перекрывая движение последней крови, одновременно что-то крича в телефонную трубку. Как мама упала в обморок и раскроила голову, и отец уже не знал, какую из женщин спасать. Как «скорая», включив сирену, мчалась по улицам мимо ее любимого театра. И от стыда Катю трясло. Слезы катились по щекам, она стонала и ревела, качалась на табуретке взад-вперед, зная, что изменить уже ничего не может.

А может это и есть ад, пронеслось у нее в голове. Потому что, в противном случае, каков он — настоящий ад?

Очнулась она ночью в больнице, укрытая простыней и судя по всему — в реанимационном отделении. Несколько секунд хватило, чтобы вспомнить, что произошло и, самое главное, чего удалось избежать. Больше — никаких глупостей, тут же приказала она себе. Второго шанса тебе никто не даст. Это же надо было придумать — резаться из-за какого-то козла. Она все выдержит, слезы родителей, стыд, шрамы на руке, этих… кто там у них… психотерапевтов и групповые сеансы с такими же, как она, неудачниками. Это все пройдет. Только бы не умереть.

Катя осмотрелась вокруг. С правой стороны, в ночной полутьме, тянулось нескончаемое количество кроватей. Все они были пусты, и ей было крайне неуютно быть единственной пациенткой в таком огромном помещении.

Она повернула голову в сторону света, безмолвно маячившему с левой стороны. За столом сидел мужчина в белом халате, склонившись над журналом, не спеша заполняя нужные ему графы. Это медбрат, подумала Катя, или глава отделения. Может его стоит позвать, оповестить, что я жива? Или не мешать работать, тем более, что чувствую себя нормально. И много чего стоит обдумать. Она посмотрела под простыню. На ней был надет больничный халат. Хотя бы не голая.

Она откинула простыню и села на кровати. Голова закружилось и Катя вцепилась в край кровати, чтобы не упасть. Через минуту голова прояснилась. Катя посмотрела на левую руку, запястье было перебинтовано на совесть, самое страшное позади.

— Здрасте, — сказала она человеку.

Мужчина удивленно поднял голову и нахмурил брови. Он не видел Катю, лежащую далеко за чертой освещенного круга.

— Я здесь, — позвала Катя.

Мужчина быстро вышел из-за стола и направился к ней.

— Как чувствуете себя? — спросил он.

— Вполне нормально. Это я, типа, в больнице?

— В больнице, вас привезли с большой потерей крови. Еле спасли, — добавил он с легкой укоризной.

Спасли. Слово-то какое хорошее. Надежное.

— А можно позвонить родителям? — попросила Катя жалобным голосом, — Они волнуются.

— Ваши родители в курсе, что вы живы, и что динамика положительная.

— Но ни не знают, что я очнулась.

— Я думаю, будет лучше, если они узнают это рано утром, — предположил мужчина.

— Пожалуйста, — попросила Катя, — и я буду послушно глотать таблетки и общаться с психологом.

— Это в ваших же интересах следовать указаниям врача.

— Только одну минуточку. Скажу и все.

— Сейчас три часа ночи.

— Они не будут ругаться.

Мужчина только усмехнулся. Он некоторое время поразмышлял, разглядывая кафельный пол. Потом решительно кивнул.

— Хорошо. Сейчас мы пойдет в ординаторскую, там телефон и сразу же назад.

— Спасибо.

— Только без резких движений, все делаем плавно и осторожно. Голова кружиться?

— Немного.

Он помог Кате спуститься с койки, одел на нее тапки и не спеша повел к двери.

— А почему здесь больше никого нет? — кивнула Катя в сторону пустых кушеток.

— Их удалось спасти, — объяснил мужчина.

— А таких, как я, много?

Мужчина вздохнул и открыл дверь.

Они вышли в коридор, по больничному белый и прохладный.

— Погодите, сейчас ключи от ординаторской возьму.

Мужчина скрылся за дверью и закрыл дверь. Шорох его тапок стих.

Катя оглядела коридор. Неоновые лампы на потолке тихо гудели, некоторые мигали, обличая халтурную работу электриков. Это мигание немного нервировало Катю. Тут же бросилось в глаза, что в коридоре отсутствовали скамейки. В больницах всегда было полным-полно всяких скамеек и кушеток. Должны же посетители где-то общаться с пациентами. Ах да, в реанимацию посетителей не пускают. Но все же, было как-то странно стоять одной в пустом коридоре.

А мужчина все не появлялся. Катя потянула дверь на себя. Та оказалась закрытой. Несколько повторных попыток не увенчались успехом. Закрыто. Катя постучалась и прислушалась. За дверью было тихо. Если так долго стоять на одном месте, то можно упасть в обморок, решила она. Когда ходишь, чувствуешь себя легче. Постояв немного, она пошла по коридору, по пути пытаясь открыть остальные двери. «Прачечная», «перевязочная», та самая «ординаторская», все было закрыто. Небольшими шажками, периодически оглядываясь назад, она дошла до конца коридора. За спиной все также никого не было. Перед ней осталась еще одна дверь.

Катя дотронулась до ручки. Эта дверь плавно открылась, демонстрируя большое помещение, очень похожее на предыдущую реанимацию. Также стояли больничные койки, и на каждой из них лежал человек, укрытый простыней с головой. Если рассуждать логически, то здесь лежат те, кого не удалось спасти. Но на морг это не было похоже.

Стол, заваленный бланками и журналами, освещенный светильником, пустовал.

— Ау — негромко позвала Катя.

Никто ей не ответил, ни одна фигура под простыней не пошевелилась. Но почему-то стало страшно.

Совсем сбитая с толку, Катя прошлась вперед, в надежде, что на столе окажутся ключи от ординаторской. Если она их не найдет, в таком случае будет абсолютно непонятно, что она здесь делает и как ей выбраться отсюда хоть куда-нибудь. Подойдя к столу, она с облегчением вздохнула — на столе лежала связка ключей. И один из них наверняка будет нужным.

Но как только Катя взяла в правую руку ключи, в коридоре послышались шаги, громкие и отчетливые. Шаги хозяина. Они становились все громче, а вместе с ними громче стучало Катино сердце. Катя почувствовала, что этот человек несет с собой вечную боль и обреченность. И чем ближе он приближался, тем труднее Кате было дышать.

Рана вдруг напомнила о себе, место пореза сначала защипало, потом обожгло, будто к нему приложили раскаленное железо. Катя поморщилась от боли, а на повязке проступила кровь.

Человек в коридоре уже подошел к двери и взялся за ручку. Катя нажала выключатель на лампе и тут же, заметив нечто интересное, включила. В журнале, уже запятнанном ее кровью, она увидела свою фамилию в конце списка пациентов. Дата поступления пока что отсутствовала.