Сергей Ленин - Анютины глазки. Первая любовь и последняя

Все ученики зашлись в истошном ржании, ну прямо как жеребцы. Нурик нахмурился и замолчал, сверкая глазами. Он искоса злобно поглядывал на своего обидчика — Чику.

— Пацаны, харэ ржать, пишем дальше, — прервал этот ураган смеха Профессор Ромка. — «Целая вечность тянулась в ожидании твоего, моя любимая, ответного письма. Наконец я его получил. Ты спрашиваешь, за что я сижу? Я расскажу тебе свою грустную историю. Я боевой десантник, служил в горячей точке (где точно, сказать не могу, это военная тайна). Каждый день, рискуя своей жизнью, я отстаивал интересы нашей Родины. Во время отдыха в кишлаке местные шурави украли у меня автомат. Из-за этого, несмотря на то, что я ранее был представлен к боевому ордену, меня отдали под трибунал. Хотя пацаны, разгромив на следующий день банду душманов, принесли взамен утраченного восемь таких же автоматов. Но наш замполит Шестеркин был на меня зол за то, что я отправил его на три буквы, когда он, не давая нам отдохнуть после боя, зазывал всех солдат на политинформацию. Вот он и воспользовался случаем, чтобы отомстить и подставить меня».

Скрип перьев заглушили всхлипывания. Плакал по-детски наивный Нурик Кулибердыев:

— Какой казол этот Шыстеркин. Зачэм хароший пацан трибуналь отдаль. Вах-вах-вах, какой казол. Разви так можна?

Пацаны снова зашлись хохотом. Они потешались над откровенной наивностью азиата Нурика Кулибердыева. А грамотей продолжил дальше диктовать текст:

— «Дорогая, я никак не могу забыть твой завораживающий взгляд, которым ты смотришь на меня с фотографии. Это взгляд богини, даровавшей мне надежду на любовь, которая придала мне сил жить дальше и преодолевать все тяготы и лишения неволи. Твои письма согревают мне душу. Мое сердце оттаивает, даже когда на улице сорокаградусный мороз, а мы валим лес в непроходимой тайге. Любимая, здесь в магазинчике есть сигареты, а мне их не на что купить. Если сможешь, пришли мне немного денег. Это будет очень кстати. Я в долгу не останусь. Я буду любить тебя всю свою жизнь. Ты будешь счастливой».

— Э, какой хароший дэвушка. Дажи дэнэг ей нэ жалко. Я ее вапще палубиль ужэ. Таких лудэй паискать еще нада. А он тут ужэ есть. Ах, какой дэвушка, какой красавыц, — восхищенно бормотал добродушный балбес Нурик.

— Слышь, ты, чурка, заткнись нах. Не мешай писать. Это мы только просим денег, а дадут или нет, это еще бабушка надвое сказала. Это еще не свершившийся факт, — снова приземлил джигита саркастичный и грубый зэк Сика.

И все продолжалось в том же духе. И смех и грех.

Но наш Филипок, в отличие от других заключенных, по-серьезному переписывался с девушкой из Тайшета. Географически она была почти рядом. Их разделял 271 километр. А объединяло многое. А начиналось все так.

Как-то вечером в бараке профессор зачитывал имена и адреса будущих возможных заочниц. Славка услышал адрес Тайшет и имя Анюта. Это же чудо. Он затрепетал невероятным образом, обалдел. А потом обомлел. Сердце его ускоренно забилось в предчувствии чего-то необыкновенного. Он отобрал у грамотея Ромки Лаптева газету. Здесь, в помятом источнике будущего счастья, на последней странице, в объявлении о знакомствах была маленькая заметка: «Стройная, голубоглазая девушка Анюта, студентка, незаконченное высшее медицинское образование, познакомится с надежным парнем без вредных привычек для длительных и серьезных отношений». И далее ее адрес: г. Тайшет…

«Моя девушка Анюта, ну, из-за которой я сижу, тоже стройная и голубоглазая. Она студентка мединститута и тоже родом из Тайшета. Что это? Подарок судьбы или случайное совпадение? Нет, таких случайностей быть не может», — подумал Слава и аккуратно вырвал текст объявления, чтобы тот никому из обитателей их барака никогда не попался на глаза.

Зэки смотрели на Филипка и посмеивались. Мол, что за конспирация такая? Штирлиц тут нашелся!

Славку переполняли чувства, он в своем сознании снова видел ту девушку, брошенную насильниками в кустах палисадника у Драмтеатра в городе Иркутске три года назад. Он видел сначала ее остекленевшие от ужаса голубые глаза. Он снова видел ее обнаженную, упругую девичью грудь. Потом перед ним засияли лазурным светом лучики ее сапфирового взгляда. Глаз такой голубизны он еще никогда не встречал. Потом он услышал ее крик в адрес ментов, бесцеремонно скрутивших Славку: «Отпустите его, я не позволю, я его не отдам». И что-то еще, звучащее в этом роде. При этом он видел испуг в глазах Анюты. Она испугалась за него, за почти незнакомого парня, Филипка.

После отбоя в темноте наш герой сел писать письмо Анюте. Через окошко свет от раскачиваемого ветром уличного фонаря периодически наезжал на шконку Вячеслава, вырывая из власти ночи огрызок бумаги — будущей малявы. Славка, как тот фонарь, тоже метался в периодически всплывающих образах и мыслях о той девушке, которую он видел всего несколько минут. В которую успел влюбиться и из-за которой попал на эту зону.

— Филипок, пойдем в каптерку. Там есть свет. Там я тебе помогу составить текст малявы. Я напишу тебе все, что ты только пожелаешь. За это возьму с тебя две пачки болгарских сигарет Opal, которые в передачке тебе отправила мама.

— Хорошо, Рома, пойдем. Для меня очень важно написать это первое письмо. Только писать я буду своей рукой. Ты мне только поможешь с содержанием письма. Умеешь ты правильно сказать то, что у меня на душе, то, что я словами сказать не смогу. Ты же «профессор». Хорошо?

— Лады, бери сигареты и поперли в каптерку работать над письмом. Че тянуть-то. Вместе будем обкашливать текст.

Потом Славка рассказал Ромке всю историю своей любви от начала и до конца. Ничего не скрывая. Он доверился этому пучеглазому ботанику. А куда деваться-то? Тем более что Ромка умел хранить чужие секреты и не слыл в среде зэков болтуном или балаболом. Его за это и уважали. Хоть и не принято в тюремном обществе раскрывать свою душу напоказ, но это был особый случай. Да и не был он стремным, этот рассказ. Скрывать-то особенно от любого общества здесь было нечего. Стыдиться тоже не приходилось. Жизнь как жизнь, ничего особенного. Они вместе обсуждали слова и словесные обороты, излагая текст малявы на листочке в клеточку старой школьной тетради. Ромка слямзил ее из библиотеки. Не зря, значит. Вот и пригодилась. Наконец стратегия согласована. Поехали…

«Здравствуй, Анюта. Пишет тебе Слава Филиппов. Может, помнишь Филипка. Три года назад (это было в Иркутске на улице Карла Маркса) в трудную минуту я пришел тебе на помощь. За избиение твоих обидчиков я сижу на зоне в г. Тулун. Если ты меня узнала, ответь мне, пожалуйста. Буду ждать с нетерпением. До свидания. Филипок. Адрес на конверте».

Ромка говорил, что в первом письме много писать не надо: