Кит Стюарт - Дни чудес

– Понятия не имею. Что делают люди в наше время? Идут в бар отеля и заговаривают с кем-нибудь?

– Ну нет! Папа, ты управляющий театром, а не Джеймс Бонд. И не последний придурок.

– Что тогда? Где взрослые люди знакомятся с другими взрослыми в маленьком ярмарочном городке?

– Честно говоря, я тоже не знаю, но мы что-нибудь придумаем… К тому же я могла бы посоветоваться с Салли.

– Ханна!

– Она знакома с кучей женщин!

– А другие не знакомы, что ли? О господи, ты ничего не сказала Маргарет?

– Нет! Папа! Я не совсем чокнутая!

– Ладно-ладно. Я догадывался, но хорошо, что это подтвердилось.

Я выбираюсь из скрипучего театрального кресла и кладу руку ему на плечо:

– Мы справимся.

И выхожу из зрительного зала, вся такая целеустремленная и решительная, как Эмма у Джейн Остин. Или даже Алисия Сильверстоун в «Бестолковых». Что-нибудь у нас получится. Что-нибудь непременно должно получиться.

Через месяц после того рокового визита к терапевту, когда наш врач-мизантроп впервые диагностировал у Ханны шумы в сердце, я сидел с пожилым кардиологом в небольшом процедурном кабинете больницы. Серьезным и спокойным тоном он объяснил мне, что у Ханны кардиомиопатия и что утолщение сердечной стенки может затруднить для сердца прокачку крови по организму. Я послушно кивнул, бросив взгляд на дверь. Через стеклянную панель то и дело было видно Ханну, играющую с медсестрой. Врач сказал, что люди с этим заболеванием часто не имеют симптомов и живут в блаженном неведении, но состояние Ханны несколько более серьезно. Я не понимал того, что он пытался мне растолковать, я ничего не понимал, пока не услышал выражение «потенциальное ограничение продолжительности жизни». Даже в тот момент его голос был мягким, слова взвешенными, и я не вполне понял их смысл. Я снова кивнул.

Я не стал спрашивать: «Сколько ей осталось?» Эти слова, выражающие суть всякой трагической голливудской сцены, в которой говорится о прогнозе заболевания, в тот момент не пришли мне в голову. Они возникли гораздо позже. На секунду или две я забыл свою роль.

Потом я нетвердыми шагами вышел в суету отделения, сжимая в руке рецепт бета-блокаторов и брошюру с изображением сердца на обложке. Я подумал, что обычно этот символ обозначает любовь. Увидев меня, Ханна подбежала ко мне, и я обнял ее, приподняв над полом.

– Мы уже можем уйти? – спросила она. – Можно мне теперь мороженого?

– Да, все, что угодно, – ответил я.

– Опусти меня, мне больно.

– Прости, Ханна, – сказал я, опуская ее на пол. – Мне очень жаль.

– Ты такой увалень. Пойдем. – И она побежала к двойным дверям.

– Подожди меня, маленькая шалунья! – крикнул я, устремившись за ней с раскинутыми руками.

Она рассмеялась, я тоже. Я уже начал ей лгать.

Услышав, как открывается, а потом громко захлопывается входная дверь, я подскочил от неожиданности. Я лежал на диване в нашей гостиной в окружении кип пожелтевших бумаг. На полу стояли две большие коробки, набитые папками и скоросшивателями из театра. Тед велел мне начать поиск официальных муниципальных документов, которые могли бы разъяснить, как театр был приобретен и как им управляли. Целый день я просматривал бумаги, надеясь найти какой-нибудь ключевой ограничительный договор от семидесятых годов, подтверждающий бессрочное владение театром независимо от любых прибыльных сделок застройщиков, могущих произойти в последующие сорок лет. Но пока я обнаружил лишь множество счетов за коммунальные услуги, несколько старых программок, десятилетний контракт с организацией по борьбе с вредителями, всю корреспонденцию по поводу нелицеприятного диспута в 1986-м с гастролирующей труппой кукольного театра, письмо из детской передачи «Синий Питер» с поздравлением предыдущему управляющему по поводу успешной распродажи, а также сотни выписок из банковских счетов, успевших заплесневеть и выцвести. Переписка с муниципалитетом затрагивала лишь годовые отчеты и пару контрактов по завершению обновления – ничего, что говорило бы о нашем намерении снести здание.

Ворвались Ханна и Салли. Они принесли огромную коробку с пиццей и две бутылки красного вина. У меня возникло странное ощущение, что моя вечерняя программа радикально меняется.

– Ладно, – сказала Салли, положив пиццу на небольшой обеденный стол, – где твой ноутбук?

– А что? Что вообще происходит?

– Мы провели расследование, – объявила Ханна, оглядываясь по сторонам в поисках моего компьютера. – Мы выбрали лучший сайт знакомств и хотим помочь тебе определиться.

– Почему это звучит как угроза? – спросил я.

Салли открыла одну из бутылок и лихо налила вино в три бокала, протянув Ханне самую маленькую порцию.

– Не волнуйся, – сказала она. – Мы профессионалы.

Ханна нашла ноутбук на буфете и положила его на стол рядом с пиццей, придвинув стул для меня и ставя в ряд с ним два других. Все происходило на турбоскорости, словно у них было пять минут на подготовку профиля знакомств, а иначе весь мир взорвется.

– Серьезно, что нашло на вас обеих?

– Мы были в кафе и там занялись подготовкой, – объяснила Ханна. – У нас сильная мотивация и много идей. Так что давайте действовать. Садись сюда, это быстро.

– О господи! – вздохнул я. – Обязательно делать это сейчас? Я занят важной работой с театральными документами.

– Они могут подождать, – заявила Ханна, стаскивая меня с дивана.

Я вспомнил о нашем недавнем разговоре. Не так уж сложно будет подыграть им, – так или иначе, это вряд ли к чему-то приведет. Я уселся за стол перед ноутбуком. Ханна уже набирала что-то в «Гугле». На экране возникла главная страничка сайта знакомств с фотографией мужчины и женщины, рука об руку идущих по лесной тропинке. Десять из десяти за оригинальность.

– Это относится к знакомствам или усовершенствованию свинга в гольфе? – простонал я.

– Видишь? – сказала Ханна. – Именно поэтому мы должны быть здесь, чтобы составить твой биографический очерк.

– Никаких жалких папиных шуточек, – добавила Салли.

– Он сам – жалкая шуточка, – поддакнула Ханна.

Они буквально у меня над головой хлопнули ладонью о ладонь. О да, хуже и быть не может, подумал я. А потом Салли подошла к плееру для компакт-дисков и поставила саундтрек из «Грязных танцев».

Нам предстояло ввести мои основные данные, а затем загрузить разные снимки, показывающие различные аспекты моего характера. Ханна не разрешила мне разместить фотографию в костюме вдовы Твонки из нашей постановки «Аладдина» трехлетней давности или мой снимок с восьмифутовым питоном (звездой «Очень страшного шоу из жизни дикой природы»). Вместо этого они с Салли выбрали несколько сравнительно нормальных фотографий, в том числе и тот, что Ханна сделала тайком, пока я сидел в кафе Бристольской библиотеки, читая «Радугу тяготения» Томаса Пинчона, и это, я думаю, превращало меня из «претенциозного интеллектуала» в «претенциозного подонка», однако моя дорогая дочурка была неумолима.