Андрей Латыголец - «Годзилла»

— Ты охуело, тело, а если бы кто-нибудь из «шакалов» увидел, что тогда, меня и Секача под арест?!

Удары мгновенно привели меня в чувства и я осознал, что вляпался в настоящую передрягу.

В последнее время Потап стал выезжать ночью на посты вместо второго разводящего, чтобы немного развеяться от душной караулки, и мне колоссальным образом повезло, что меня уличил именно он. Возвращаясь обратно, почти до самой караулки ПНК-а молчал и, лишь подъезжая к министерству, обернувшись ко мне, спросил:

— Ты же понимаешь, если об этом узнает Секач, тебе не жить?

Я с горечью кивнул.

Уже во внутреннем дворике на министерском плацу Потап, отправив сменившихся часовых в караулку и, оставшись со мной наедине, сказал:

— Это серьёзный залёт, Петрович.

— Никто не без греха…

— Короче, слушай и мотай на ус: Секачу я ничего не скажу, остальным тоже, а вот у меня скоро дембель, поэтому в твой ближайший увал хочу наблюдать тебя с баблом — с тебя двести тон или бутылка вискаря.

По тем временам это была неплохая сумма, но всё же зная Потапа, ещё и справедливая взятка, ни много ни мало, и, пожалуй, единственный раз, когда меня поставили на деньги.

***

Как-то по дороге на четвёртый пост я обратил внимание на продуктовы магазин, находящийся в двухстах метрах от места моей дислокации. Идея вспыхнула моментально. Конечно, это было весьма рискованной компанией, подставляя такими действиями начкара и разводящего, но я в первую очередь думал о себе.

В караулке я поведал о своём плане Лесовичу, приукрасив, что в магазине обильное разнообразия продуктов, и он согласился вступить со мной в заговор. Мы установили: он платит, я бегаю.

Первоначально я сделал пробную вылазку, дабы удостовериться, что магазин того стоит, рассчитав временной интервал для вынужденной самоволки. Бегать нужно было после девяти вечера, когда калитка закрывалась и в здании министерства практически не оставалось офицерья, и лучше всего, конечно, в выходные дни. Я нарушал устав на все сто процентов, покидая пост с оружием, что только бы накинуло суток к моему аресту в случае разоблачения.

Я снял штык нож с ремня и засунул его за пазуху кителя. Открыл калитку и, бросился бегом, что есть мочи. Минуты стали мгновением. Я пробежал вниз по проспекту, свернул на лево, от туда вдоль клумбы ко входу в магазин. На двери было написано время работы: с девяти утра до одиннадцати вечера. Удача.

Делая такие опасные пробежки, следовало в точности до минуты знать маршрут разводящего и проверяющих из части. Если я заступал в восемь вечера, «уазик» с разводящим ехал на пятый пост и где-то через пол часа возвращался. В семь или около того в караул по перекрёстку проспекта ехал пищевоз с майором Швокай. К восьми в караулку мог нагрянуть комбат Рысюк. За эти пол года я отлично выучил все передвижения за калиткой и, стоя возле неё, наблюдал за происходящим.

Первую, настоящую вылазку я решил сделать в выходные, после обеда. Калитка по выходным дням была всегда заперта и мы лишь патрулировали объект. Лесович снабдил меня деньгами и я затарился по полной. Купил нам на вечер пару пачек печенья, халвы, семечек, сигарет и для себя мороженное. Ходил по посту и в наглую ел пломбир, облизывая его, как в детстве. Всё купленное рассовал по карманам.

Первое время Гнилько любил меня шмонать, но вскоре удостоверившись, что я не предпринимаю ничего криминального, бросил эту бесперспективную затею.

Когда меня сменяли, я дрожал как осиновый лист, стараясь не подавать виду, начинённый всеми этими сладостями с головы до ног. Если бы меня заставили подпрыгнуть, все припасы тут же бы посыпались на земь. Однако, Гнилько ничего не заподозрил и мы вернулись в караулку.

После этого я предпринял ещё несколько таких самоволок, не на шутку рискуя своим положение. Один раз даже застрял в очереди, перед этим дав себе зарок, задерживаться в отлучке максимум на пять минут, каждые десять секунд посматривая на часы и если время истекало, не взирая ни на что, тут же возвращаться. Прошло уже четыре минуты, а передо мной стояло три человека, при чём пенсионного возраста. Понимая, что не вкладываюсь по времени, я пошёл на обман, сказав впереди стоящих, что на улице в машине меня ожидает злой капитан и мне нельзя задерживаться. К удивлению сварливые старухи пропустили меня вне очереди, и я приобрёв всё необходимое, пулей бросился обратно.

***

Но всё хорошее когда-нибудь должно было закончится. Я стоял на посту, вдыхал запахи весны и смотрел на прохожих. В доме напротив, на втором этаже в тот вечер был «флэт». Видимо, хозяйка уехала на дачу и её дочка, двадцатилетняя потаскушка с красивым лицом и длинными тёмными волосами, устроила вечеринку. Я видел парочку её подруг. В основном превалировали мужские особи. Каждые пять минут они появлялись с девушкой на балконе, курили, пили из бокалов вино. По мере опьянения голоса их становились громче и развязанней.

Уже вечером, когда я в третий раз заступал на пост, из окна балкона доносилась музыка. Компания отрывалась, а я поглядывал в их сторону с чувством зависти и неудовлетворённости. В тот раз мастурбировать не получилось. Они куролесили до самого утра, постоянно выходя на балкон, с которого открывался отличный обзор во внутренний дворик корпуса и в частности на то место, где я ублажал свою похоть.

Тогда, встречая рассвет в пять утра, когда лучи солнца вылазили на поверхность города, сперва задевая купол цирка, отбрасывая от него яркий свет на калитку поста, проскальзывали через чугунную решётку своими длинными пальцами, касаясь асфальта вблизи стакана, я сходил с тумбы, погреться в их тепле и совершенно не догадывался, что это был мой последний караул на «дальняке».

Я стоял, оттаивая от прохладной майской ночи, поглядывая на балкон, в ожидании, что на нём появится тёмновласая бестия, выйдет нагой, чтобы подразнить меня своими пышными формами.

Потом Курюта поведал, что в ту ночь её трахнуло два мужика, при чём один из них прямо на балконе.

***

С четвертого поста меня сняли под шумок, заменив на Ниху и перевели на третий. Эра удалённого блаженства окончилась и отныне я стал патрулировать по самому короткому маршруту, который фиксировали сразу две камеры. Я был у всех, как на ладони. На третьем посту не было стакана, лишь телефон на углу министерства для связи с караулкой. Зато пост пересекался со вторым и я с лёгкостью мог переговариваться с часовым, коротая свои часы.

В карауле Потап раскрыл нашему периоду тайну, кому из нас повесят лычки. Я заранее знал, что Студнев поручил сержантам решить, кто из нас достоин этой почести. Потап был за старшего и именно он, по сути, выбрал будущих сержантов, тех, кто вовремя платил деньги, особо не задирался и был сговорчив. Ниха, Лесович и Гораев с Ранкой в одночасье сделались младшими сержантами. Сержанта хотели повесить и мне, но здесь воспрепятствовал Секач и настоял на неприметном Ранке. Прапор же сразу выбрал будущих дежурных по роте: меня и Муку. В роте Мука был ответственным по «холодной», такой же, как и Станок выходец из деревни, они с лёгкостью находили общий язык, поэтому выбор был очевиден. Меня же прапор, как и обещал, брал под своё крыло. Студнев установил, что дежурные при нём будут исключительно ефрейтора и нам повесят это неблагодарное звание. Ефрейторов намеревались дать Ратькову, Игнату и Индюку. Потап сказал, что Студень повесит сержантов ещё и прибывшим «слонам», дабы сравнять это недоразумение в отставании периодов, связанное с нашим поздним призывом.