Светлана Фетисова - Зеленое платье Надежды

Глядя на то, как яркая, знойная Маринка несёт бутерброды своему рыхлому м невзрачному Диме, внутри у Надежды бурлило недовольство тем, что подруге приходится довольствоваться подобным мезальянсом, только потому, что не очень уютно одной, а праздники такие длинные.

«Неужели, это только иллюзия… и я никогда не увижу ничего подобного, тем более не испытаю? А жизнь примитивна и проста, как деление инфузории-туфельки? Не хочу верить в то, что не существует волшебной любви и лебединой верности, иначе, зачем заводить знакомства, мечтать, целоваться? Лишь для того, чтобы в постели уподобляться собакам в парке, унизительно. Надо верить в свою половинку, просто, необходимо мечтать о счастье, любви, о детях, рождённых в счастливом союзе. Я не могу и не хочу довольствоваться крохами… эрзацем любви».

— Мам, а ты когда-нибудь замечала, что половина грецкого ореха точь-в-точь как мозг человека?

— Сынок, мы такими темпами и к Рождеству не успеем… может, ты ляжешь поспишь, как папа, а я сама справлюсь?

Майя Фёдоровна уже жалела, что с радостью приняла помощь сына, он сорок минут задумчиво сидел над кучкой орехов. Понурыми плечами и остекленевшим взглядом Толик разрывал сердце матери, но она совершенно не знала чем и как ему помочь.

Так сложилось, что её мальчик всегда казался таким взрослым и самостоятельным, что не давал взрослым поводов для поучений.

Ещё в детском саду Толик был таким дисциплинированным, что его ставили в пример остальным детям. Почти полностью лишённый опеки родителей, он с рвением впитывал всё, что давали любые другие взрослые. В яслях он научился ходить, а в саду читать. Он помогал воспитателям укладывать, умывать и усаживать на горшки других детей. Когда Толик заболевал, воспитатели жаловались Майе Фёдоровне, что совершенно зашиваются без её сына. Толик стал первым и единственным ребёнком, которого в старшей группе, иногда, отпускали домой одного, благо жил он в соседнем доме.

Отдав ребёнка в школу, родители одиннадцать лет не имели никаких забот. И вот теперь, столько лет спустя, совершенно неожиданно, их взрослый ребёнок нуждался в поддержке и помощи, а родители даже не представляли как это делается.

Ещё прошлой ночью Майя Фёдоровна разбудила мужа и сообщила ему о тревожном состоянии сына, на что, видавший виды, Константин Викторович, работающий таксистом, сказал жене, что дела сердечные это её «епархия», ей и разбираться. Да, собственно говоря, она была не против, просто не знала как.

Когда-то в юности, Майя Фёдоровна была особой романтичной, но суровый быт и нудная работа сделали её весьма сдержанной, и даже скрытной. Её давно не тренированные чувства сегодня рвались наружу, но не находили выхода.

— Как ты думаешь, мам, если человеку нравится кто-то, может ли ему понравиться кто-нибудь другой?

— Знаешь сынок, в жизни случается абсолютно всё.

— А с тобой случалось что-нибудь подобное?

Ну, как объяснить сыну, что в эту ловушку попадаются практически все люди, живущие в браке. Год, два, пять ещё может протянуть страстная любовь, если она есть, далее необходимо терпение, ведущее к привыканию. И хорошо, если у супругов есть хоть что-то общее кроме жилплощади, как у них с Константином Викторовичем.

Эти абсолютно разные, на первый взгляд, два человека имели общие жизненные ценности. Муж уважал жену за лёгкое отношение к деньгам и незлобивость к людям, жена доверяла его надёжности, ценила его прямоту и уважала смелость мужа, именно поэтому они до сих пор вместе.

Конечно, соблазны были у обоих. Майя Фёдоровна догадывалась о внутренней борьбе в душе мужа, когда он приглянулся молодой диспетчерше, у них в таксопарке. Жена никогда не узнала бы об этом, если бы соперница сама не сообщила о своих чувствах по телефону. Сердце естественно защемило, но Майя Фёдоровна не вмешивалась и не спрашивала, она ждала. Несколько месяцев соблазн мучил Константина Викторовича, он почти не разговаривал дома. Достоверно неизвестно, как развивались и как завершились отношения мужа с этой дамой, но то, что они завершились, не вызывало сомнений.

За четверть века супружеской жизни Майя Фёдоровна, естественно, тоже испытывала соблазны завязать отношения с другими мужчинами и лишь однажды не смогла устоять. Отставной майор пленил её сердце и чуть было не увёл из семьи. Но как известно, «чуть» — не считается.

Как можно рассказать сыну о тех муках выбора между надёжностью, стабильностью, одним днём растянутым на десятилетия и свежим ветром, сулящим перемены, не всегда к лучшему, надеждой пережить что-то заново, что-то исправить.

Хотелось бы уберечь детей от ошибок родителей, но кто скажет какой шаг верный, а какой нет? Вряд ли разумно вешать свои сомнения на неокрепший ум сына, находящегося в поиске, ведь детям нужны готовые рецепты, им не нужны «возможно», «наверное» и «может быть», им дайте пилюлю от всех невзгод или отправляйтесь подальше.

Что делать, когда у тебя нет ответа на поставленный вопрос, когда задекларированный принцип жизни — правда? Человечеству известен лишь один надёжный способ выхода из подобной ситуации, если нечего сказать — задай вопрос.

— У тебя что-то случилось?

Мать не рассчитывала услышать правдивый ответ, просто, она перекинула подачу на поле сына.

Это был он и не он. Человек вроде носил тоже имя, которое набатом звучало в голове, когда-то, эти глаза, которые казались супер притягательными, были знакомы Наде, а морщинки вокруг — нет. Чудесный глубокий голос был здесь, а магия исчезла. Волосы были непривычно коротко подстрижены, зато на лице появились усы.

Эх, Санька, Шурик, Санёк, что с тобой стало? Теперь Надежде не было понятно, из-за чего она сохла два последних года школы. Как этот обычный, ничем не примечательный мужчина, мог вызывать в ней те восхитительно-мучительные чувства. А как замирало сердце от того, что Санька входил в класс, как бешено колотилось при одном звуке его голоса и как оно пыталось выпрыгнуть из груди, если он невзначай обращался к ней. О том, что нравится Наде он знал, но ему нравилась другая.

И вот теперь, от той гремучей смеси чувств: радости, что он есть на Земле и бесконечного горя от неразделённой любви, не осталось и следа, пепел и пустота.

Вся их не очень весёлая компания, наконец, уселась за стол, одни жаждали выпить, другие поесть и только Наде не хотелось ничего, почти ничего, всего один телефонный звонок мог бы исправить ситуацию, но телефон молчал как партизан в засаде. Праздничное настроение присутствовало только в телевизоре, мужики уже наполнили рюмки и нервно переглядывались, с обречённой очевидностью стало ясно, что на трезвую голову этого не выдержать. Санёк, сидящий напротив, уписывал салаты один за другим, так что его усы стали напоминать плохо промытую щётку для мытья посуды.