Лора Сегал - Полкоролевства

— Выключи, — просит Джо. — Ради бога, выключи.

— Да что с тобой! — кричит Бети.

Дженни встает, выключает телевизор.

— Милая, принеси мне кофе, — просит она.

— Широко Открытый Глаз не в силах смотреть на идиота на карнизе в идиотском фильме! — срывается на крик Бети.

— Прошу тебя, Бети.

— Собиратель апокалипсисов! — бросает Бети уже от двери.

По пути к дому Бети смиряется с тем, что мать держит ее сжатую в кулак руку. Блаженная передышка — Дженни тянется к своему ребенку. Чутье ей подсказывает, что улыбающиеся друг другу матери и младенцы, как и чересчур впечатлительные таксисты, у дочери умиления не вызовут, и Дженни сама начинает сомневаться, так ли уж они важны, эти милые мелочи, отчего ее рассказ теряет краски.

— Знаешь нашу новую соседку с седьмого этажа? — спросила Дженни. — Она въехала месяц назад.

— И что? — спросила Бети.

— Она бросила четвертак в парковочный автомат, чтобы не оштрафовали кого-то совсем незнакомого.

Бети уставилась на мать, будто та явилась в этот мир со слаборазвитой планеты.

До чего ж она неприятная, моя бедная доченька, подумала Дженни, а еще подумала о том, сколько времени ей понадобится, чтобы эта мысль изгладилась из памяти.

Дженни принесла Джо домашний махровый халат, и теперь он шатался по надзорному отделению, а там, как ему показалось, узнал старую корпулентную негритянку с изуродованными артритом руками. Она была старшей из сестер, чью опочившую пошивочную мастерскую превратили в офис Широко Открытого Глаза. Лилли Коблер в инвалидном кресле? Джо направился было к ней, чтобы напомнить о знакомстве, но старушка спала, ее челюсть отвисла, словно сорвавшись с петель, и Джо счел за благо пройти мимо. Однако он то и дело возвращался и, когда наконец увидел, что глаза у нее открыты, сказал:

— Миссис Коблер, если не ошибаюсь? Я Джо Бернстайн с Пятьдесят седьмой улицы. Ну и что мы тут делаем, скажите на милость!

Выражение лица Лилли Коблер не изменилось; судя по глазам, она не только его не узнавала, но, похоже, и вообще ничего не видела. В открытом рту безостановочно шевелился язык.

Однажды, еще ребенком, Джо заметил полосатую кошку, которая кралась вдоль живой изгороди из бирючины. Он протянул руку погладить шелковистую шерстку, но ощутил жесткий холод трупного окоченения. Мальчик отпрянул от тельца зверька, которое покинула жизнь, с тем же ощущением ужаса, с каким — уже взрослым — отшатнулся от тела Лилли Коблер, которое покинул разум. Джо повернулся и увидел, что к нему направляется доктор Хаддад.

— Что с Лилли Коблер?

— Вы ее знаете?

— Знаю. Так что с ней?

— А ее сестру вы тоже знаете?

— Сэди Вудуэй, младшую? Знаю. — Джо вкратце рассказал о своем — чисто деловом — знакомстве с владелицами ателье. — Все бумаги по закрытию мастерской оформляли Сэди с юристом. А потом мы с ней выпили кофе и поболтали.

Доктор Хаддад спросила, не согласится ли Джо побеседовать с ее мужем Салманом. Салман Хаддад возглавлял службу безопасности в «Ливанских кедрах». Доктор Хаддад позвонила в кабинет мужа, но там его не оказалось. Не смогла она связаться и с доктором Стимсоном — он включил сестер в свой перечень пациентов старше шестидесяти двух с психическими нарушениями: одна впала в кататоническую деменцию, другая пыталась покончить с собой. Доктор Хаддад спросила Джо Бернстайна, известно ли ему, что Сэди Вудуэй покончила с собой.

— Сэди? Быть того не может!

— Спрыгнула с крыши на Пятьдесят седьмой улице.

— Так это была Сэди? — Джо изо всех сил пытался совместить тело, лежащее во дворе, и женщину, которая сидела напротив него за столиком и держала чашку с кофе не за ручку, а в двух руках. У Джо сдавило грудь — там, где, как ему представлялось, находилось сердце. Подошла Люси Фридгольд — она приехала навестить Джо. Он представил ее доктору как свою сотрудницу, которая и оказалась свидетельницей этого самоубийства.

— Представляешь, эта была одна из двух портних, чье ателье мы заняли, — сказал он Люси. — Она так славно смеялась! — сообщил он доктору. — Сэди со смехом рассказывала, как додумалась разработать эту жуткую модель мужских рубашек для открытого чемпионата США по теннису — с многослойными аппликациями и этими, я тут не знаток, двуцветными вставками под мышками. А через год заказчик ей сказал: «Сшейте такие же, но другие». Еще у нее была привычка смеяться про себя — будто она проглотила смешок и боялась, что прыснет. А нельзя ли, — Джо растерянно огляделся, — нельзя ли мне чашку кофе?

— И мне тоже, — сказала доктор Хаддад. — А вам? — спросила она Люси и кивком подозвала санитарку.

— Они обе переживали, что ателье пришлось закрыть, — сказал Джо. — Но Лилли уже не могла шить, очень болели руки, а у Сэди пошаливало сердце.

— Потому-то сестра и привезла ее сюда, — сказала доктор.

— Сколько ей было лет? — спросила Люси.

— Немало, — ответил Джо. — Она жаловалась, что забывает имена клиентов, которых знала много лет. У них с сестрой даже был условленный жест, означавший: «Вызови эту заказчицу по имени, я ее не узнаю». Я ей сказал, что всегда в таких случаях говорят: «Это случается со всеми». У них было два клиента, так мне рассказывала Сэди, которых она всегда путала, а я вспомнил набоковского Пнина — среди его студентов непременно оказывалась пара близнецов, которых невозможно различить. Сэди это понравилось! Она говорила клиентке: «Извините, вы та близняшка, для которой мы расставляем старую синюю шерстяную юбку, или та, что пришла примерить лиловый шелковый костюм на свадьбу дочери?» И смеялась этим своим потаенным смешком. Не могу, просто не могу представить, что Сэди Вудуэй выбросилась из окна.

— С крыши, — поправила доктор Хаддад.

— Ну а Лилли Коблер? С ней что случилось?

— Они производили впечатление благоразумных женщин — старшая, Лилли, вполне обоснованно тревожилась за сестру, когда привезла ее в больницу. У Сэди было учащенное сердцебиение. Дело было в субботу. Мы дали ей направление к кардиологу на понедельник, а в воскресенье утром Сэди, младшая, привозит к нам Лилли — и она уже в том состоянии, в котором вы ее застали. И остается при ней на весь день. Меня вызывает медсестра. И что мы видим: Сэди придерживает рот Лилли рукой, чтобы челюсть не отвисала.

Санитарка принесла кофе — три бумажных стаканчика на картонном подносе с гнездами.

— У меня есть печенье. Получится пикник, — с грустью заметила Люси.

— Сэди пытается напоить Лилли с ложечки, — продолжала доктор Хаддад, — а та языком выталкивает воду обратно. Потом Сэди проводит под носом сестры флаконом с духами и говорит: «Нюхай, нюхай, Лилли! Ну же, вдохни!» Лилли так и сидит, открыв рот. Сэди трет ее правый висок, потом левый, потом оба, трет щеку, слегка бьет по щеке, опять трет, бьет, трет. Нащупывает под простыней ее ступню, массирует.