София Кульбицкая - Красная верёвка

Старик промолчал, но хитро улыбнулся — и неожиданно погрозил мне своим крепким, чуточку корявым, заскорузлым пальцем. Я подумал, что, может статься, с этого дня в его телефонной книге прибавится ещё один постоянный клиент.

Я — интеллектуал. Можно даже сказать, Личность, стоящая на очень высокой ступени духовного развития. Вот почему, приходя обедать в нашу тесную, чистенькую, но не слишком уютную столовую, я стараюсь сесть таким образом, чтобы как можно меньше народу могло видеть моё лицо.

Нет, дело даже не в том, что я боюсь, что кто-то из знакомых поспешит составить мне компанию, полагая — по привычкам менее развитых, — что совершает величайшее для меня благодеяние. А я терпеть не могу, когда кто-то нарушает интимность моего уединения «Я и Еда». А уж если он при этом ещё и трындит… Нет, это ещё не самое страшное, хотя и это тоже. Недавно вот подсели ко мне двое: «Ой, здрасьте-здрасьте! Ну, как вы там?..» Да замечательно. «Не скучаете без нас?..» Нет, вашу так-то, не скучаю. За десять лет столько вас прошло перед моими глазами, что вы все для меня — на одно лицо. А если уж совсем честно, то сейчас я не сразу и сообразил, кто вы, собственно, такие-то.

Ну, вслух, конечно, я всего этого не сказал. Всё-таки я — высокоразвитая Личность, интеллектуал и т. д. Ответил в таком духе: ну, вы понимаааааете… За годы и годы я привык относиться к этой текучести по-филосооооофски… А поначалу-то, конечно, переживаааал… Так я им исповедался и все остались довольны. Хе-хе.

Но это ещё не худший вариант. Незнакомых соседей по столу я терплю ещё меньше. Притом тут такое дело… Недавно я обнаружил за собой штуку. Чёрт-те знает с каких пор я начал оценивать людей по их внешним данным! Даже не то что оценивать, а относиться к ним исходя из этого… Главное, сам я вовсе не хочу, чтобы со мной так поступали! — но поделать ничего не могу.

Нет, конечно, если кто-то вдруг цепляет меня своими достижениями в области ума, таланта или доброты, то да. Но их так мало… А при прочих равных… Помню, как-то пришёл на работу невыспавшийся, злой, да ещё плюс чисто физический дискомфорт, присущий моей профессии. Смотрю на людей и думаю: блин… Что ж такое-то… Мало того, что вы все такие скучные, неинтересные, двух слов связать не можете — так ещё и уроды… Не радуете мозг, так порадуйте хоть глаз… Нет… не радуют… Так я сидел и накручивал себя, и не знаю, чем бы это всё закончилось — заболел бы, наверное, — если бы не открылась дверь и в помещение не вошла симпатичная блондинка в коротком платьице — Даша. Это немного примирило меня с миром. Отлегло немного.

Так вот, о чём бишь я… Да. Столовая. В ней всё работает с точностью до наоборот. Некрасивые, закомплексованные, материально необеспеченные соратники по поглощению пищи действуют на мой аппетит куда благотворнее своих припонтованных товарищей. Это легко объяснимо: такие обычно знают своё место и не занимают больше пространства, чем это полагается подсевшему за мой столик, и даже могут создать относительный комфорт.

Ну, хотя бы одно качество тут обязательно: или некрасивая или бедная. Девушка. Ибо мужчина — скупое немногословное, тупо работающее жвалами существо, приходящее в столовую чисто набить утробу, — для нашего заведения вообще редкостная и почти непозволительная роскошь. Поэтому я даже не беру её в расчёт.

Недавно вот сижу, трапезую, как всегда молясь про себя, чтоб никто не вторгся, не испортил аппетит… Как бы не так. Не успел я перейти от мясного к гарниру, как подсаживаются напротив две, как мне с досады показалось, лахудры с комплексными обедами. Всё, думаю, насладился комфортом. Но, пока я скрежетал зубами, они продолжили начатый где-то вне столовой диалог и одна пожаловалась другой:

— Что-то мне все говорят, что я сутулюсь. Это правда? Сильно сутулюсь, да?

Хоть спрашивали и не меня, я невольно поднял глаза от тарелки, чтобы вынести самостоятельный вердикт. Но не смог — девушка откинулась на спинку стула и оценить степень её сутулости не представлялось возможным. Зато я увидел главное: обе оккупантки (которых я до того видел лишь периферическим зрением) в высшей степени нескладны, долговязы, нелепо одеты и накрашены, с нечистой кожей топорно сляпанных лиц.

Настроение моё, было испорченное, воспряло в один миг! Я уже не был тем бедным (но гордым!) приживалом, каким чувствовал себя ещё мгновение назад, полагая, что подвергся нашествию парочки развязных красоток. Я вновь стал хозяином столика, снисходительно позволяющим нелепым, но славным гостьям расположиться на моей территории — и даже не без удовольствия слушающим их милую болтовню.

Увы — бедных, работящих студенточек у нас куда меньше, чем так называемой «золотой молодёжи». И хоть, конечно, далеко не все её представители красивы и стройны, сносное материальное положение почти всегда заставляет их забыть себя. И куда чаще мне приходится чувствовать себя хамом, с демонстративной брезгливостью отодвигаясь от них, по-гроссмейстерски переставляя тарелки и удерживая на лице холодно-изучающую гримасу, пока они, по три часа посасывая свой чаёк, весьма подвижно и наперебой делятся друг с дружкой — а, стало быть, и со мной — такими подробностями своего отвратительного бытия, каких мне и в голову не пришло бы у них выспрашивать:

— Просто я не тренирую мышцы спины. Они у меня очень слабые, вот позвоночник их и не держит. Надо делать упражнения…

Ужасно. Но я опять отвлёкся. И далеко отошёл от того, что хотел сказать. Всё вышеописанное, конечно, неприятно, но, повторяю, вовсе не оно заставляет меня выбирать для своих обедов дальний столик в углу.

Вернусь к началу. Итак, как я уже сказал, Личность я высокодуховная и очень развитая творчески и интеллектуально. И вот…

Нет, лучше с другого. Из-за тесноты и прочего я вообще-то не очень-то люблю нашу столовку и стараюсь лишний раз в неё не ходить. Проще перетерпеть на чае и кусках. Хотя готовят там хорошо. Очень даже. И часто в конце рабочего дня я не выдерживаю соблазна. Это бывает, когда я становлюсь голоден. Очень голоден. Настолько, что чувствую себя не в силах добраться до дома и решать эту проблему там. И тогда я спускаюсь в наши подвальные катакомбы, выбираю что-нибудь вкусненькое с гарнирчиком и, усевшись за столик, приступаю к трапезе.

И вот… Незаметно даже для меня самого… наступает момент, когда лихорадочная трясучка успокаивается и голод, сиречь паника плоти, сменяется блаженным расслаблением, тихой радостью всего организма, наконец, ощутившего себя в безопасности. В ушах — слабый шум, на глазах пелена, внешний мир отодвигается куда-то далеко, я почти ничего не вижу и не слышу, только с благодарностью ощущаю, как каждая клеточка моего тела, насыщенного микроэлементами, поёт свою ликующую песню. И вот в этот-то момент… я и перестаю контролировать своё лицо.