Хилари Мантел - Перемена климата

Они смотрели друг на друга. Никто не хотел уступать. Анна прикинула, что Мелани может ее ударить. Бывало, гости вытворяли и не такое. Она постаралась беспристрастно оценить шансы: костлявые руки-палки в тесных рукавах, изрезанные запястья, обгрызенные ногти, на среднем пальце правой руки дешевое колечко в форме сердца. Нужно сделать шаг назад, чтобы кулак Мелани не достал. Девушка стояла, опустив руки. Анне доводилось видеть, как дерутся мужчины, и она без труда вообразила, как Мелани резко выбрасывает руку вперед, метя кулаком ей в челюсть. Но я ни за что не отступлю, подумала она, ни за что.

— О чем вы думали? — прошептала Мелани. — Расскажите.

— Что значит, о чем я думала?

— Раньше. Когда мы про убийство говорили.

— Что будет, если я расскажу?

— Поеду с вами. За одежкой.

— Не верю. Ты меня обманешь.

— Не обману. Поеду, зуб даю. Расскажите.

— Хорошо. — Взгляды скрестились. Что ж, подумала Анна, я расскажу тебе то, чего ты не можешь знать. — У меня был еще ребенок. Мальчик. Совсем маленький. Его выкрали прямо из дома и убили.

Девушка кивнула. Отвела взгляд. Уставилась то ли в пол, то ли на неопрятную груду белья.

— Жуть, — прошептала она.

Именно эта краткость ответа, эта смехотворная скудость лексикона Мелани заставила Анну продолжить:

— И правда жуть. Было очень, очень тяжело. Ты спрашиваешь, о чем я думала? Я расскажу, Мелани. Я думала о человеке, который это сделал. О том, каким способом прикончила бы его, попадись он мне снова.

Мелани смотрела на нее во все глаза.

— И каким?

— Не знаю. Я думала об этом, признаю, но способы не выбирала. Их ведь великое множество.

Девушка снова опустила голову, и Анна внезапно увидела в этой склоненной голове хрупкую часть живого существа — обкорнанный, весь в синяках и царапинах бутон на стебле тонкой шейки. Кожа белая, чистая, если ее отмыть, волосы наверняка обладали исконным собственным цветом, а тело подвергалось побоям и прочим надругательствам лишь частично. Ее еще можно спасти, подумала Анна, главное — не торопиться. Но мне не следовало говорить того, что я только что сказала. Следовало что-то придумать, следовало солгать; не годится спасать ребенка столь радикальным методом.

Она повернулась к двери.

— Ты обещала, Мелани. — Анна распахнула дверь. — Идем. Ты заключила сделку и получила гораздо больше, чем рассчитывала. А взамен обещала поехать со мной за одеждой. Идем.

Мелани кивнула. Ее лицо вновь утратило всякое выражение; за исключением короткого кивка, она никак не отреагировала на слова Анны. Наверное, ей кажется, что это сон, думала Анна, она живет здесь и сейчас, ее воспоминания постоянно стираются. За спиной стучали по ступеням лестницы грубые башмаки. В ярком солнечном свете, что вливался внутрь сквозь кухонное окно, Анна изучила изможденное, лиловое от синяков лицо девушки. Осторожно притронулась к челюсти Мелани.

— Ты что, не спишь?

— Нет. Кашель мешает.

— Хватит нюхать клей, кашель и пройдет, — резко бросила Анна.

За рулем Анна молчала, а Мелани и подавно не рвалась общаться. Когда приехали в Кромер, она задрала ноги в больших черных башмаках и обхватила руками колени, свернувшись этаким комком на заднем сиденье. Не желала ни любоваться золотистыми бликами на поверхности студеного Северного моря, ни вслушиваться в перезвон фургончиков с мороженым, и в крики чаек. Кит наблюдала, как птицы стремительно пикируют и взмывают ввысь, отражаясь в огромных окнах старых прибрежных отелей, огибают башенки, печные трубы и карнизы домов из красного кирпича, несутся прочь от берега, чтобы вдоволь наораться и налетаться среди сосен. Эти чайки оставляли после себя память, слуховую и зрительную, а рокот моря походил на натруженное дыхание. Отдыхающие бродили по песку, в кафе с пластиковыми столиками подавали жареную камбалу.

Мелани крепко зажмурилась и явно не собиралась вылезать из машины. Анна же словно лишилась сил в бесплодных уговорах.

— Сама знаешь, тебе нужна одежда, — сказала она негромко.

— У меня есть одежда, — ответила Мелани. — Я вам говорила.

— У тебя есть только то, что на тебе, то, что ты наворовала! — вмещалась Кит. — Шевелись, идиотка! Твои шмотки надо хотя бы постирать, чтобы от них не так воняло.

— От них ничем не пахнет.

— Да ну? — Кит демонстративно повела носом. — Если ты завоняешь чуть сильнее, нам придется переселить тебя под навес для велосипедов.

Как ни странно, этот довод на Мелани подействовал. Она расправило тело, как разгибают пальцы крепко стиснутого кулака, и неловко выбралась из машины. Кит, еще до выезда предупреждавшая новенькую насчет морских ветров, прихватила с собой на всякий случай вторую куртку. Она попыталась накинуть эту куртку на плечи Мелани. Та взревела:

— Отстань от меня, злобная стерва!

— Я еще пока не разозлилась, — ответила Кит, — но не искушай меня, подружка. Я больше и сильнее тебя, так что гляди, не заставляй меня вбивать в твою дурную голову прописные истины.

Анна поежилась. Она целиком положилась на Кит, устранилась из разговора, напуганная тем, что сама недавно сказала Мелани, и той легкостью, с какой эти слова слетели с ее бледных губ.

Кит взяла Мелани за руку. Из моей дочери вышла бы идеальная надзирательница, подумала Анна, сильная и уверенная в себе; только посмотрите, как цепко она держит худую руку Мелани выше локтя. У девушки будут синяки; Анне вдруг почудилось, что и ее собственная плоть наливается лиловым. Есть ли что-то, спросила она себя, за что нужно прощать Кит? Простила ли я ее за то, что она осталась жить?

Двинулись в город. Кит отпустила руку своей пленницы, но шагала рядом и мило улыбалась. Мелани сутулилась, куксилась, метала испепеляющие взгляды, ее руки-ветки словно гнулись на ветру. Анна было хотела прихватить куртку — в надежде, что Мелани замерзнет и образумится, — но Кит, уловив намерение матери, едва заметно покачала головой, и куртка осталась лежать на пассажирском сиденье.

Час спустя они все-таки умудрились отчасти приодеть Мелани. Попутно приходилось извиняться за ее грубость перед продавщицами, а те сочувственно улыбались.

— Они думают, что я приехала одевать свою умственно отсталую младшую сестру, — прошипела Кит.

Как бы там ни было, свои покупки Мелани волокла сама. Набежали тучи, ветер швырял в лицо капли дождя; отдыхающие на пляже посинели и ожесточенно терли руки, а местные женщины прогуливались по берегу в своих стеганых куртках и шерстяных шарфах. Анна подняла повыше воротник, прикрывая горло, и покосилась на голые руки Мелани. Да, Норфолк учит предусмотрительности, какая Лондону и не снилась.

— Глядите! — Кит тронула Анну за плечо. — Мама, вон стиральная машинка! — Она замерла перед витриной с электроприборами. — Целых шестнадцать программ, ничего себе!