Никола Юн - Весь этот мир

– Как ты могла? Как ты могла впустить сюда незнакомца?

Я не слышу ответа Карлы. Тихо открываю дверь спальни и на цыпочках выхожу на лестницу. Карла стоит внизу, у ее подножия. Моя мама гораздо меньше нее, но сейчас Карла так съежилась, что это незаметно.

Я не могу допустить, чтобы во всем винили Карлу. Стремительно сбегаю по лестнице.

– Что-то случилось? Она заболела? – Карла хватает меня за руку, похлопывает по лицу, осматривает меня, ища симптомы болезни.

– Она вышла на улицу. Из-за него. Из-за тебя. – Мама поворачивается ко мне. – Она рисковала своей жизнью, и она лгала мне неделями. – Мама снова смотрит на Карлу. – Ты уволена.

– Нет, мама, пожалуйста. Это не ее вина.

Но она жестом обрывает меня.

– Не только ее вина, ты хочешь сказать. Еще и твоя.

– Мне жаль, – говорю я, но эти слова не производят на нее никакого эффекта.

– Мне тоже. Карла, собирай вещи и уходи.

Теперь я в отчаянии. Я не могу представить свою жизнь без Карлы.

– Пожалуйста, мама, пожалуйста. Это больше не повторится.

– Конечно, не повторится, – заявляет она с абсолютной уверенностью.

Карла начинает подниматься по лестнице, не произнося ни слова. Следующие полчаса мы наблюдаем за тем, как Карла собирает вещи. Они почти в каждой комнате – ее очки, ручки и планшеты с зажимами. Я не вытираю слезы, это бесполезно – они льются без остановки. Мама будто окаменела – такой я ее еще не видела. Когда мы наконец оказываемся у меня в комнате, я вручаю Карле свой экземпляр «Цветов для Элджернона». Она смотрит на меня с улыбкой.

– Я же заплачу от этой книжки? – спрашивает.

– Может быть.

Не сводя с меня глаз, Карла прижимает книгу к груди.

– Теперь ты должна быть храброй, Мэделайн.

Я подбегаю к ней. Она кладет свою сумку и книгу и крепко меня обнимает.

– Прости, – шепотом говорю я.

Она сжимает меня еще крепче:

– Ты не виновата. Жизнь – это дар. Не забывай жить. – Ее голос наполнен силой.

– Достаточно, – резко произносит моя мама из дверей. У нее кончилось терпение. – Я знаю, что все это очень грустно для вас обеих. Хотите верьте, хотите нет, мне тоже грустно. Однако тебе пора, Карла. Иди.

Карла отпускает меня:

– Будь храброй. Помни, жизнь – это дар. – Она поднимает вещи с пола.

Мы все спускаемся вниз. Мама вручает Карле последний чек, и та уходит.

Асимпто́та, сущ., ед. ч. Желание, которое постоянно близится к исполнению, но никогда не сбывается. [ 2015, Уиттиер ]

Я ОТОДВИГАЮ ЗАНАВЕСКИ СРАЗУ ЖЕ, как только возвращаюсь к себе. Олли стоит у своего окна, опершись лбом о кулак, прижатый к стеклу. Сколько он ждал? Проходит секунда, прежде чем он осознает, что видит меня, но я успеваю заметить, как он напуган. Очевидно, мое предназначение – вселять страх в сердца любящих меня людей. Хотя я и не говорю, что Олли меня любит.

Его взгляд блуждает по мне. Он изображает, что печатает на клавиатуре, но я качаю головой. Он хмурится, повторяет этот жест, но я снова качаю головой. Тогда он отходит от окна и возвращается с маркером.

Я киваю. «А ты?» – произношу одними губами.

Я качаю головой.

Я киваю.

Я киваю.

Я пожимаю плечами.

Я заявляю об отличном самочувствии, выражаю экзистенциальный страх, сожаление и невероятное чувство утраты – и все это одним кивком головы.

Мы безмолвно смотрим друг на друга.

Я качаю головой. Этот жест говорит: «Нет, не надо просить прощения. Это не твоя вина. Ты здесь ни при чем. Такова моя жизнь».

МАМА МОЛЧА ОПУСКАЕТСЯ НА КОЛЕНИ, чтобы собрать наши рисунки из игры в «Честную угадайку», и складывает их аккуратной стопкой. Она сохраняет самые удачные (это могут быть как очень хорошие, так и очень плохие) рисунки после каждой игры. Иногда мы просматриваем коллекцию с чувством ностальгии, как другие семьи смотрят старые фотографии. Ее пальцы задерживаются на особенно нелепом рисунке какого-то рогатого существа, которое нависает над кругом с дырками внутри. Она поднимает рисунок, показывая его мне.

– Как ты вообще догадалась, что здесь зашифрована «детская песенка»? – Мама с явным усилием усмехается, стараясь растопить лед.

– Не знаю, – смеюсь я, желая пойти ей навстречу. – Ты ужасно рисуешь.

Это существо оказалось коровой, а круг – луной. По правде говоря, моя догадка была гениальной, учитывая то, насколько плох получился рисунок.

На мгновение мама перестает складывать рисунки и присаживается на пятки.

– Мне правда очень понравилось, как мы проводили время на этой неделе.

Я киваю, но в ответ ничего не говорю. Ее улыбка угасает. Теперь, когда мы с Олли не можем видеться и переписываться, мы с мамой общаемся больше. Это единственный плюс в данной ситуации. Я тянусь к ней и, взяв ее руку в свою, сжимаю ее.

– Мне тоже.

Она снова улыбается, но уже не так широко.

– Я наняла одну из медсестер.

Я киваю. Мама предложила мне самой поговорить с потенциальными кандидатками на место Карлы, но я отказалась. Не важно, кого она наймет. Никто и никогда не заменит мне Карлу.

– Завтра мне нужно вернуться к работе.

– Знаю.

– Мне жаль, что придется оставить тебя одну.

– Со мной все будет в порядке.

Мама подравнивает и без того идеальную стопку рисунков.

– Ты понимаешь, почему я так поступаю?

Она не только уволила Карлу, но и ограничила мой доступ в интернет и отменила очное занятие по архитектуре с мистером Уотерманом. Всю неделю мы не обсуждали эту тему. Мою ложь. Карлу. Олли. Мама взяла недельный отпуск и ухаживала за мной в отсутствие

Карлы. Она проверяла мои показатели каждый час, а не два, как обычно, и всякий раз вздыхала с облегчением при виде нормальных результатов.

К четвертому дню она сказала, что мы вне опасности. Нам повезло, сказала она.

– О чем ты думаешь? – спрашивает мама.

– Я скучаю по Карле.

– Я тоже, но я была бы плохой матерью, если бы позволила ей остаться. Ты понимаешь? Она подвергала опасности твою жизнь.

– Она была моим другом, – говорю я тихо.

За этим следует вспышка гнева, которой я ждала от нее всю неделю.

– Но она была не только твоим другом! Она была твоей сиделкой. Она должна была оберегать тебя. А не подвергать опасности твою жизнь или знакомить тебя с мальчиками, которые разобьют тебе сердце. Друзья не дают обманчивых надежд.

Должно быть, вид у меня ошеломленный, потому что мама вдруг умолкает и вытирает ладони о джинсы.

– О, детка. Мне так жаль.

И именно сейчас до меня вдруг доходит, все и разом. Карла правда ушла. Она не придет сюда завтра, когда мама отправится на работу. Вместо нее явится кто-то другой. Карла ушла, и виновата в этом я. И с Олли тоже все кончено. У меня никогда больше не будет возможности поцеловать его во второй раз. Эта мысль причиняет мне резкую боль.