Захария Станку - Безумный лес

— Все дети, которые родятся раньше времени…

Минкэ взревел:

— Деспа!.. Если ты скажешь еще хоть слово, я тебя убью…

Муж Петрицы отважился на то, на что до сих пор, кроме госпожи Арэпаш, никто в доме не отваживался: замахнулся кулаком.

— Совсем обнаглела! Убью. Слышишь? Убью…

Смуглянка повернулась к нам спиной, пошла к себе в комнату, хлопнула дверью и закрылась изнутри на задвижку.

Госпожа Арэпаш, пока дети ссорились, не проронила ни слова; теперь она начала считать, загибая пальцы. Ей стало ясно, что в этой ссоре Деспа намекнула Минкэ на то, что он привел в дом невесту уже беременную…

— Шесть месяцев! Всего только шесть месяцев, как вы поженились. А мне-то и невдомек. Совсем невдомек. Одна только Деспа, ребенок еще, а заметила.

Верзила Минкэ сник и покраснел до кончиков ушей. Неуверенно пробормотал:

— Не сердись, мама… Не сердись, что я не сказал тебе раньше. Я уже давно знал Петрицу. Ребенок у нее от меня. Я решил жениться, когда узнал, что она забеременела.

— Надо было жениться сразу, как полюбил. Вот когда надо было жениться, сынок.

Я ушел, чтобы не слушать дальше. Пошел к Деспе. Постучал в дверь. Попросил открыть.

— Чего тебе надо?

— Давай заниматься. Надо приготовить уроки на завтра.

— Ложись лучше спать, Желтушный. Или беги к сестрам Скутельнику, занимайся с ними, если у сестер Скутельнику найдется лишнее время.

Я не настаивал. В последующие дни Деспа не переставала изощряться в оскорблениях по адресу своего брата Минкэ. Не давала проходу и его жене. Много чего наслушался и насмотрелся я в доме Арэпашей. Думаю, что на этом здесь лучше не останавливаться и пойти дальше.

Я так и не понял, из-за чего или из-за кого я воспрянул духом. Перелистал книги и начал усердно посещать занятия в гимназии. Усатые ученики с пышными шевелюрами и дебелые ученицы с накрашенными губами остались те же. Те, что победнее, занимались, не щадя сил, чтобы закончить год с хорошими отметками и сдать летом экзамены еще за один класс. Лентяи, особенно из тех, у кого родители были посостоятельней, учились через пень колоду. В старом, заплесневевшем, затерявшемся среди полей городке жилось лениво и сладостно. Как бы там ни было, учителя все равно их переведут, — зря, что ли, им платят за работу большие деньги? А раз так, то стоит ли утруждать мозги? К ученикам вроде нас, великовозрастным и собранным с бору по сосенке, министерство подобрало и соответствующих учителей. Можно было подумать, что их откопали на свалке или выгребли из сточной канавы. Ради удовлетворения настойчивых требований избирателей — как же, у нас всеобщее избирательное право! — полные и неполные гимназии создавались не только в городах, но даже и в некоторых крупных селах. Было, однако, невозможно даже днем с огнем отыскать сразу столько по-настоящему подготовленных преподавателей. В нашей гимназии, помимо Туртулэ, только Туйе, учитель математики, который был также и директором, имел университетское образование. Туртулэ оказался в Руши-де-Веде потому, что не имел диплома и его не приняли ни в одну из более старых и более известных гимназий. А что касается Туйе, который в молодости, по слухам, отличался прекрасными способностями, то его сгубило пьянство. Ко времени, когда он преподавал у нас, это был уже жалкий обломок человека. В восемь утра он был еще трезв. Но глаза его уже были мутны, а голос сиплый. На первой же перемене он спешил в трактир Чубука, который находился по соседству, и после двух-трех стопок водки был уже пьян. Физику, химию и естествознание преподавала нам мадемуазель Дезидерия Гэзару — тучная, пышногрудая и рослая, — ни дать ни взять солдат королевской гвардии. Одни говорили, что она родилась и выросла на Дунае, в Джурджу; другие — что она из Кымпулунга. Злые языки — а их в городе было предостаточно — распускали про нее совершенно невероятные слухи, которые, однако, были не так уж далеки от истины. Кафедрой в Руши-де-Веде она была обязана сенатору Колцану. В классе эта наша учительница обычно останавливала свой выбор на каком-нибудь верзиле. Меня — по причине моей хромоты, нескладности и худобы — она считала недостойным внимания. Не предлагала дополнительных занятий у себя на дому, не приглашала посмотреть, как она живет. И только посмеивалась надо мной:

— Мне ты не посвятил ни одного стихотворения.

— Я не пишу стихов, мадемуазель.

— Полно, полно… Я-то знаю, что пишешь. Слышала, что ночи напролет таскаешь за волосы свою музу. Так напиши и для меня стихотворение… В духе Жеральди… [21] Жеральди Поль — французский поэт и драматург.

— Я не читал Жеральди.

— Как? Пишешь стихи и не читал Жеральди? Да ты должен бы знать его наизусть.

— Постараюсь найти его книги, мадемуазель.

— Не трудись. Завтра я принесу их тебе. Жеральди — это mon amour… mon amour… [22] Моя любовь… (франц.) . Почитай его стихи, молодой человек. И пиши, как он, если хочешь, чтобы тебя любили барышни и барыни.

Тимон носил бороду и усы с тонкими, закрученными вверх концами. Если внимательно присмотреться, можно было найти в нем сходство с козлом — то испуганным, то рассерженным и готовым бодать всех направо и налево. Он был крепкого сложения, смуглый и румяный. За ним утвердилась слава первого бабника в городе. Он даже не закончил гимназии, но исколесил весь свет. Ходили слухи, будто он путешествовал по Италии, Испании, Португалии и даже некоторое время жил на Корсике. Туртулэ, расхваливая Тимона, сказал нам как-то, что Тимон — единственный человек во всей стране, кто в подлиннике прочел Луизиады Камоэнса… Не знаю почему, но я не поверил этому. Французский язык он выучил во время войны. В первый же месяц он попал к немцам в плен и всю войну просидел на одной ферме в Эльзасе. Говорили, что и там после него осталось несколько наследников. Туртулэ узнал, что мадемуазель Дезидерия Гэзару советовала мне читать Жеральди. Однажды, когда я отвечал ему урок, он спросил меня:

— Ну как, ты прочел Жеральди?

— Да, господин учитель.

— Значит, напрасно потратил время. Чушь это. Надо читать Бальзака, сударь. И Гюго, сударь. И Гете, сударь… Жеральди… ишь ты… рекомендовать Жеральди! И кто же! Не кто-нибудь, а мадемуазель Дезидерия Гэзару, которая тоже ведь как-никак учительница! Что за вкус, боже мой! Что за вкус!..

Время не стояло на месте. Что бы ни происходило в мире, время не стоит на месте, идет вперед. Большими шагами.

Итак, время шло. Летнее солнце палило все беспощаднее. На город нашло оцепенение. От старых магазинов и облупленных лавок исходил острый и пронзительный запах гнили. Из дворов все сильнее воняло отбросами и помоями. Иногда, пробудившись ото сна, ветер приносил с окраин аромат свежей земли, созревшей пшеницы и изросшей сухой травы. Каждый день брал от жизни столько, сколько ему полагалось испокон веков, и умирал. Каждая ночь брала от жизни столько, сколько ей полагалось испокон веков, и умирала. Произведя тщательный расчет, я установил, что до каникул остается месяц. Успокоился. Образумился. Принялся усердно готовиться, причем не только к экзаменам за прошедший год, но и за следующий класс, который я хотел пройти за лето самостоятельно. С Валентиной мы помирились. Я больше не заходил в заведение, где она служила, даже близко не подходил. Виделся с ней только в школе. Однажды она сказала мне: