Захария Станку - Ветер и дождь

Председатель гневно посмотрел на мужа:

— Слыхали, уважаемый, что говорит ваша жена? Не стыдно вам, прожив с женой двадцать один год, бросить ее ради какой-то девчонки, которую зовут Дауля? Стыд и позор! Кстати, что это за имя — Дауля? Это же не имя, а просто срам!

Председатель казался искренне возмущенным. А может быть, он умело играл свою роль. Но и Гылэжие возмутился и повысил голос:

— Господин председатель, прошу вас разговаривать со мной повежливее. Я полковник, господин председатель. Я пришел сюда в гражданском, но у меня чин полковника.

— Вы были на войне?

— Так точно, господин председатель.

— На каком фронте?

— Я не был на фронте, господин председатель. Но я полковник.

Председатель обратился к публике, сидящей в зале:

— Слыхали? Он полковник, но пороха не нюхал!

В зале раздались смешки. Председатель тоже засмеялся.

Гылэжие побагровел:

— Господин председатель, я не был на фронте, потому что служу в генштабе. Я полковник генштаба, господин председатель.

— Ну и что из того? Велика важность! Я ведь тоже полковник в отставке. Но я был на фронте. Посмотрите на мою щеку… У меня тоже немолодая жена. Но я ее не бросаю. Если я и путаюсь с какой-нибудь девчонкой — тут в суде их полным-полно, — я все же не бросаю жену. Нельзя бросать жену, уважаемый, только из-за того, что она постарела. В крайнем случае можно ей изменить, но не разводиться. Суд отклоняет ваше ходатайство о разводе. Следующий!

Я покинул четвертый зал с убеждением, что у меня уже есть материал для очерка. Но это будет обычный бытовой очерк, в нем нет ничего сенсационного. И я снова с надеждой подумал о предстоящем таинственном процессе генерала Антонеску. Пора идти в пятую секцию.

Когда я подходил к двери, привратник, маленький, лысый, весело выкрикивал в коридор:

— Обвиняемый генерал Ион Антонеску! Обвиняемая Мария Антонеску… Обвиняемый генерал Ион Антонеску…

Но привратник зря старался: те, кого он вызывал, были уже в зале. Я тоже протиснулся внутрь, нашел свободное место и стал осматриваться.

В зале было невыносимо жарко. Судья, адвокаты и секретарь суда буквально обливались потом. Моя рубашка мгновенно прилипла к телу. Очень хотелось плюнуть на эту предполагаемую сенсацию и поскорее выбраться на свежий воздух. Но все же любопытство пересилило муку, и я остался. Имя генерала Антонеску отчасти было мне знакомо. Я как-то слышал, что он в юности принимал участие в подавлении крестьянских восстаний 1907 года; тогда он был всего-навсего лейтенантом. В годы первой мировой войны он был адъютантом командующего румынской армией. Все эти сведения в тридцатых годах уже никому не были бы интересны, если бы не одна особенность личности Антонеску. Люди, близко знавшие генерала, уверяли, что он обладает поистине чудовищной амбицией и неиссякаемой жаждой власти. Говорили, что он склонен к заговорам и давно уже мечтает свергнуть короля и установить военную диктатуру. Хотя я знал, что подобными сведениями никогда не следует пренебрегать, опыт журналистской работы научил меня, что верить таким слухам можно далеко не всегда. В народной пословице «нет дыма без огня» заключена, конечно, большая мудрость. Но слухи о генерале Антонеску и его зловещих планах вполне могли исходить и от приближенных Кароля II, которые обвиняли в стремлении к диктатуре кого угодно, чтобы скрыть намерения и планы самого короля. Словом, мне вовсе не хотелось заниматься генералом Ионом Антонеску и его делишками. Но здесь, на суде, он выступает в роли обвиняемого. За что же его будут судить? За кражу военного имущества? Но ведь для таких дел существуют специальные военные суды. И при чем здесь его жена?

С тех пор прошло уже много лет. Я был тогда еще очень молод. Но то, что я увидел и услышал в тот уже далекий день, запечатлелось в моей памяти на всю жизнь. И поэтому я опишу все, как было. Разумеется, я изменю имена некоторых лиц. В этой книге я называю настоящие имена только тех людей, которые так или иначе уже вошли в историю: Маниу, Михалаке, Братиану, Ион и Михай Антонеску… Эти имена всем известны, и изменять их не имеет никакого смысла. И факты, о которых я пишу, подлинные. В этой книге имена персонажей не имеют значения. Значение имеют факты, а также типы, характеры, события. Реально жившие люди и их поступки — вот что меня интересовало, когда я писал эту книгу. Писал как хочется, не согласуясь ни с какими литературными приемами. Писал с единственной целью: чтобы люди, не пережившие этого времени, увидели корни нынешних событий. Писал, чтобы показать другой мир, старый мир, его горькие корни.

Итак, в зале, где должно было слушаться дело генерала Антонеску, стояла невыносимая духота. Все присутствующие изнывали от жары, особенно судьи, которые заседали, как видно, с самого утра. Председатель суда, человек с толстым лицом, с длинными, опущенными вниз усами и маленькими зоркими глазками, предоставил слово секретарю для прочтения обвинительного акта. В зале воцарилась тишина, каждое слово секретаря было отчетливо слышно. Так я наконец узнал, в чем обвиняется генерал Антонеску. Его обвиняли в… женитьбе на неразведенной.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся кто-то из сидящих в зале. — Это забавно.

Председатель нахмурился и ударил молоточком по столу. Стало тихо. Слышен был только голос секретаря и жужжание мух. Великое множество мух билось о залитые горячим солнцем окна зала. После чтения обвинительного акта председатель предоставил слово прокурору. Тот встал, откашлялся и приступил к делу.

Он начал с характеристики Марии Антонеску, супруги генерала. «Кто она? — спросил прокурор. И сам ответил: — Мария Антонеску была в молодости довольно легкомысленной девицей, которую в Париже подобрал на панели некто Жюль Манзи, делец с сомнительной репутацией. И вот обвиняемая, которая уже была однажды замужем, стала женой Жюля Манзи. Вместе со своим новым мужем в течение нескольких лет она занималась подозрительными коммерческими операциями, в которых участвовали многие патентованные жулики и аферисты. Однако нигде нельзя безнаказанно нарушать законы. Французские власти в конце концов арестовали Манзи и водворили его в самое подходящее место — в тюрьму…»

Духота в зале становилась совершенно нестерпимой. Жужжали мухи. Публика обливалась потом и зевала. А прокурор раскрыл свою папку и стал зачитывать какие-то документы. Все, о чем он говорил, имело отношение не только к генералу Антонеску и бывшей супруге дельца-мошенника Манзи. Независимо от намерений тех, кто затеял этот процесс, он невольно отражал жизнь общества, точнее, тех прогнивших слоев общества, которые задавали тон в Румынии и которые в конце концов привели ее к исторической катастрофе. Но в тот невыносимо жаркий летний день в зале бухарестского городского суда никто, по-видимому, не заходил в своих мыслях так далеко.