Елена Донина - Бус

Донеслась громкая нецензурщина, среди которой отчётливо выделялся попискивающий и задиристый голосок Витька.

— Виктор, Виктор, не умрёшь ты своей смертью…, — хладнокровно пропел Глеб. — Кто-нибудь тебя прирежет, — брынькнул по струнам, — или башку тебе проломит, — опять брынькнул, — или даже утопит в ванной….

Мне как-то стало немного не по себе от такого количества вариантов на одного тщедушного Витька.

— Граждане! Тишины бы! — прогорланил сосед сверху, Всеволод Николаевич, крепкий военный пенсионер.

Просьбу услышали и затихли. И, казалось бы, вот оно счастье — я, Глеб, гитара…, но как всегда всё испортила она.

— Пойдём, погуляем? — сказал Kenzo человеческим голосом.

Разумеется, они пошли, а я поплёлся следом.

Вика цокала каблучками, вися у Глеба на локте, и в двух словах резюмировала праздник. Они шли очень близко друг к другу, так что, подол Викиного разлетающегося платья касался, почти кидался, на брюки Глеба.

— О чём ты думаешь?

— Пытаюсь подсчитать, сколько лет я не гулял ночью. Хотя, мне, что называется, доктор прописал, — скокетничал Глеб, — препятствий меньше и тишина.

На десятой минуте променада они выявили общих знакомых — чету Карамзиных, писателей и блоггеров, добивающихся справедливости, низких цен и долговечного асфальта.

— У них вся жизнь борьба.

— Да, и все мы в ней борцы! Не знаю, как у тебя, а у меня всегда было ощущение, будто они уверены, что знают больше других. «Знаем, но молчим, для Вашего же блага». А на самом-то деле знают столько же. Читают больше и всё. Причём, ерунды всякой.

— Да, они такие, — Глебу понравилась эта мысль. И понравилась потому, что он тоже так считал. Однако почему продолжал с ними встречаться, я не понимал. — Откуда ты их знаешь?

— Через Диму. Он же у нас бомонд, — сыронизировала Вика, — а ты?

— Мы давно знакомы. Поддерживал их иногда, финансово. Потом они контору мою пиарили. На выставки приглашали.

— А ты на последней был?

— В марте? Был.

— Я тоже, но тебя не видела.

— Я тебя тоже.

Оба мило посмеялись.

Я закинул голову. Мы часто с Глебом выходили на балкон и смотрели в небо. Он какое-то время стоял, молча, потом спрашивал.

— Ты видишь звёзды? И я помню.

Наверное, он так продлевал свои воспоминания, заряжал память, как аккумулятор. Но в тот вечер вместо неба и звёзд, я увидел тучу, безжалостно поливающую мою палевую макушку холодной водой. Меня даже немного передёрнуло, и я силой мысли переместил осадки на Вику. Представив, как было бы забавно наблюдать за ней мокрой и визжащей, как сразу опали бы её вдруг завившиеся за вечер волосы, и как бы некрасиво прилипло к ногам её платье в мелкий горошек, мне стало веселее.

— Это Набоков. Женька тебе не читал? Я же ему книгу отдал.

— Книгу он потерял. Да, — как бы согласилась Вика с лёгким разочарованием Глеба. — Он своими словами пытался пересказать, но что получилось, это конечно…

— Представляю.

Им было хорошо, а мне хотелось плакать и впервые в жизни звонко клацнуть об чью-нибудь ногу. Я даже стал присматриваться к щиколоткам несравненной Виктории, как вдруг заметил, кого-то рядом с собой. Это произошло, когда мы зашли за дом, и воркующие ещё больше замедлили шаг — Глеб читал стихотворение.

Конечно, это был Сэм. Это сейчас я говорю «конечно», а тогда от удивления я чуть не взвизгнул как девчонка, увидевшая мышь.

Сэм был похож на маленького старичка, настолько часто моргающего и щурящего влажные глаза, что казалось, будто он ничего не видел, меня в том числе.

Сэм рассказал, что ещё совсем щенком познакомился с Викой — тогда она только перешла во второй класс.

— Вика меня по-прежнему любит и помнит, — похвастался Сэм, слегка задыхающимся голосом, будто его мучила не проходящая жажда. Он смотрел на неё с таким неземным обожанием и преданностью, с каким, наверное, все собаки мира смотрят на тех, кого любят больше жизни.

— Я даже не знала, что он стихи писал. Дремота.

— Какие твои годы!

— Какие стихи!

— Ты права. Что больше всего понравилось? — как всегда спросил Глеб.

Вика остановилась, потом Глеб, Сэм и я. Она просто подтянулась к нему и слегка поцеловала. И ещё раз.

— Про кровать.

И пройдя немного вперёд, остановилась. Глеб в полном столбняке, пошевелил губами, и взволнованно повертев головой, увидел меня. Но я сам был в оцепенении, и пока мы оба приходили в себя, Вика подскочила к нему и, обхватив руками его голову, растянула рот в улыбку.

— Жаль, ты меня не видишь. Я бы тебе понравилась.

— Ты мне и так нравишься.

Вика улыбалась всё шире и шире, постепенно мутируя в чеширского кота, и снова поцеловала Глеба.

Я посмотрел на Сэма — он тоже улыбался. И снова пошёл дождь, а я вдруг подумал, что мне больше всего в этом стихотворении нравится, что Набокова, как и Вову, звали Владимиром.

Прошёл месяц, который можно смело назвать медовым, и я совершил ужасный поступок. Поступок не достойный собаки, тем более, собаки-поводыря.

Представьте, Глеб сидит в кресле, свернувшись как креветка, положив руки на колени и на них голову. Вика протискивается между креслом и журнальным столиком, слегка отодвинув его.

— Глеб, скажи мне, что с тобой?

— Ничего.

— Ты мне не доверяешь? — Вика гладила его по голове.

— Я тебе доверяю, причём настолько, что впускаю в свой дом, — упорно не меняя позы, пробубнил Глеб.

— Я серьёзно. Глеб!

— Ты не поверишь…, — Глеб поднял голову, и лицо его было потеряно-серым.

— Почему?

— Это не объяснить.

— Попробуй.

— Ты не поверишь.

— Говори. Я даже в Деда Мороза верю.

— Наивная, — улыбнулся Глеб.

Вика молчала и ждала.

— Хорошо. Но дай мне слово, что никому об этом не расскажешь. Ни при каких обстоятельствах. Поверишь мне или нет, неважно.

— Клянусь! — сгримасничала Вика, ещё не предполагая, какая новость её ждёт.

— Я вижу Буса, — вдруг сразу выпалил Глеб.

Вика, молча, поводила глазами, влево-вправо и, не обнаружив меня, виновато улыбнулась, мол, не сдержала обещание.

— Как это?

— Н-не знаю. Н-н-но это т-так, — Глеб даже стал немного заикаться от волнения.

— И давно?

— Как похоронили.

Вика снова осмотрела комнату. И несколько раз собиралась, что-то сказать, но каждый раз замолкала в нерешительности, подбирая слова. Как-то судорожно обвела лицо руками и прикрыла рот рукой, подперев её второй. Наконец, она решилась, но Глеб опередил.

— Не веришь.

— Глеб, я тебе верю, — спокойно ответила Вика. — Почему я должна тебе не верить? Сомневаться в тебе я начну, когда ты обманешь меня в первый раз. А на счёт Буса, вряд ли это шутка, судя по твоему состоянию.

— Ты, правда, веришь? Веришь, что я вижу того, кого нет? Я — стопроцентно незрячий, слепой?! Если не веришь, я пойму. Будем считать, что я пошутил.