Алиса Юридан - Сигнальный экземпляр [Сборник]

Представители, хоть и не восприняли слова Ронни всерьёз и даже не насторожились, всё же почувствовали за собой обязанность развить эту ситуацию. Поэтому они, скорее, для порядка, нежели оттого, что засомневались в директоре Барни, обратились к шеренге почему-то побледневших ребят:

— Это правда?

Было слышно, как кто-то шумно сглотнул, кто-то неосознанно защёлкал костяшками пальцев, но никто не ответил.

— Ну же, ребята, — подбодрили их представители. — Это правда, или он немножко нафантазировал?

— Это вполне безобидный вопрос, — добавил директор Барни. — Верно?

Щёлканье костяшками прекратилось. Тишина стояла такая, словно всё здесь вымерло сотни лет назад. Но что творилось у них внутри!

Ронни с каждой секундой всё отчётливее осознавал, что они никогда не смогут противостоять кому-либо. Что страх настолько въелся в них, что даже самый очевидный и самый простой шанс будет казаться им неосуществимым и потому бессмысленным. Что они вряд ли когда-нибудь смогут его перебороть. И всё равно он продолжал в них верить, потому что это единственное, что у него теперь осталось.

Себастьян боролся с желанием схватить каждого из них и отхлестать по щекам за это убийственное молчание, и начал бы он с себя. Но он словно прирос к месту, и ничто не могло заставить его открыть рот. Ему оставалось лишь стоять, поражаясь своему бездействию и бездействию других, без какой-либо надежды на спасение Ронни. А ведь если бы они, хоть кто-то из них открыл рот и сказал простые, на самом-то деле, слова, Ронни ещё мог бы спастись! И, возможно, не только он. Но никто ничего не мог сделать. Себастьян подумал, что не зря сомневался в себе — если бы с Саймоном ничего не произошло и они трое всё же начали бы осуществлять свой план, Себастьян запросто бы мог всё испортить. Своим чёртовым бездействием и страхом.

— Ну же, если это правда, просто так и скажите. Или кивните, в конце-то концов!

Бесполезно. Процесс страха был необратим.

— Очевидно, что они дали бы вам знать, если бы было хоть что-то отдалённо похожее на то, что сказал нам этот милый молодой человек?

— Ну же, не молчите! — отчаянно вырвалось у Ронни. — Скажите всё! Просто скажите!

Ответом ему было тягостное молчание, и только директор Барни выразительно кашлянул.

Ронни хотелось плакать от досады, от обиды и от злости. Их молчание он понимал, но принять его было слишком больно. «Себастьян», — чуть было не сказал Ронни, но вовремя понял, что этим может его подставить. Потому что даже если тот промолчит, его озвученное имя директор Барни запомнит. Поэтому Ронни лишь выразительно посмотрел на Себастьяна, ожидая поддержки хотя бы от него. Но когда Себастьян опустил глаза в пол, не выдержав его взгляда, в Ронни что-то оборвалось.

В Себастьяне тоже.

Но Ронни его не винил. Не винил никого из них. Он просто решил рискнуть и проиграл. Хотя время покажет, так ли это на самом деле. Жаль только, что он этого уже не увидит.

— Думаю, с этим мы закончили. Спасибо, что немного разнообразил наш вечер, — сказал директор Барни.

А потом он рассмеялся, и все остальные засмеялись вместе с ним, потому что (и это они тоже когда-то выяснили только опытным путём) так было принято. Все ребята смеялись, но на самом деле им хотелось разрыдаться и рыдать так несколько часов подряд. Они ненавидели себя.

Ронни чуть-чуть улыбался краешком губ, но лишь потому, что вся эта картина была донельзя идиотской. Фальшивой. Настолько бредовой, что даже слегка забавной. Особенно со стороны. Особенно для того, кто знает, что тут к чему.

Сердце Себастьяна разрывалось от происходящего. Оттого, что он не смог помочь Ронни. Оттого, что не смог побороть свой страх. Оттого, что теперь он потеряет своего единственного друга — и единственного из них, кто не побоялся хотя бы что-то предпринять. Теперь Себастьян останется совсем один.

Как он смог это допустить?

Так и закончился очередной визит представителей. Почти так же, как и многие до этого.

За небольшим исключением.

Распрощавшись с директором Барни, учителями и ребятами, представители комитета покинули здание, и понурая шеренга мальчишек побрела по коридору. Никто из них не смел посмотреть Ронни в глаза. Перед входом в комнату отдыха директор Барни, за которым они все плелись, остановился и повернулся к ним. Все замерли. Все знали, что сейчас произойдёт. И никто из них не ошибся.

— Ронни, кажется, нам есть о чём побеседовать, — чуть задумчиво сказал директор Барни. И потом, словно бы поразмыслив, добавил: — Жду тебя в своём кабинете.

— И я приду, можешь не сомневаться, — с вызовом ответил Ронни, которому уже нечего было терять. — Приду, но только для того, чтобы размозжить тебе башку какой-нибудь статуэткой с твоего стола, чёртов ублюдок!

Все стояли в немом ужасе и восхищении. Себастьяну казалось, что время останавливается, и слова Ронни эхом отдаются в голове каждого из них. Так оно и было. И это приводило их в восхищение и давало намёк на какую-то слабую надежду. Это было волшебство. Но длилось оно недолго.

Директор Барни и бровью не повёл.

— Ну-ну, — усмехнулся он и жестом пригласил Ронни за собой.

Миг волшебства закончился. Ронни как-то обмяк, опустил плечи и поплёлся за директором Барни. Все опустили глаза в пол, не в силах смотреть ему вслед. Себастьяна трясло.

Когда он всё же поднял глаза, Ронни уже почти дошёл до лестницы, ведущей в кабинет директора Барни. Замедлив шаг, Ронни расправил плечи и обернулся. Он улыбнулся Себастьяну из конца коридора, пытаясь его подбодрить, а потом стал подниматься по лестнице. Всеобщий тяжкий вздох, сдерживаемый всеми силами, вырвался на свободу. Потом все разбрелись по своим кроватям.

Ронни не вернулся.

* * *

С уходом Ронни из сердца Себастьяна ушла и надежда. Если до этого в нём худо-бедно держался какой-то стержень, то теперь он сломался. Окружающее просто перестало существовать. Себастьян постоянно прокручивал в голове то, что произошло, ненавидел Ронни за то, что тот решил высказаться и бросил его одного, ещё больше ненавидел себя за то, что не смог помочь ему и не смог сбросить с себя оцепенение страха, но ещё больше он ненавидел директора Барни. Но ненависть эта не давала сил — она опустошала. Она была безнадёжной. Без Ронни уже ничто не имело смысла. Себастьян остался один, сломленный, бесконечно чувствующий себя предателем — он ещё не отошёл от того, что произошло с Саймоном, а про Ронни и говорить нечего.

Себастьян был не против того, чтобы умереть.

Но он не мог.

Потому что в тот день, когда Ронни поднялся по той проклятой лестнице, Себастьян обнаружил на своей постели маленькую потёртую бечёвку, которую Ронни носил, не снимая, и смятую записку — всего семь слов: