Алиса Юридан - Сигнальный экземпляр [Сборник]

— …мои условия, — словно через вату долетело до Себастьяна. — Ты ведь слышал мои условия?

Себастьян не слышал ни слова, но кивнул. Ничего другого ему не оставалось. Какие ещё условия мог поставить директор Барни… в принципе, уже не имело значения.

— Продержишься до утра — и я тебя отпущу, — пожал плечами директор Барни. — Может, хоть это тебе удастся сделать. Хотя я очень в этом сомневаюсь, никчёмный бездарь, — едко добавил он.

— Очень зря, — так же едко ответил ему Себастьян.

— Хм. Пожалуй, надо преподать тебе пару уроков, — усмехнулся директор Барни.

А потом начался ад.

* * *

Всё его пребывание здесь вело к тому, что происходило сейчас. Все его поступки и всё его бездействие были лишь кусочками итоговой мозаики. Мозаики, в центре которой были горькие паззлы того, что произошло с Саймоном и Ронни. Горькие, но необходимые — обязательные условия успешного складывания мозаики. И мозаикой этой был сам Себастьян.

Он и не подозревал, сколько в нём скрытой силы. Даже не мог себе этого представить. И никогда бы не узнал, если бы не всё, что здесь произошло. Ронни знал. Он видел, чувствовал эту скрытую силу. Верил в неё. Он поставил на неё.

И не прогадал.

Себастьян чувствовал, что внутри него что-то меняется, что всё к этому и шло. Происходящее в кабинете директора Барни казалось нереальным. Большинство тех, кто был здесь до Себастьяна, не сдавались — боролись до последнего, но почти всегда терпели неудачу. Все они хотели жить, все они были напуганы и одновременно наполнены ненавистью — но этого было недостаточно. Их мозаики не были сложены полностью.

Жажда жить, злость, ненависть и ярость пересилили страх Себастьяна. Ронни и Саймон наполнили его жаждой отмщения — жаждой, которую необходимо было утолить, а для этого нужно было выйти из кабинета директора Барни живым.

Ронни и Саймон наполнили его силой.

Стиснув зубы, Себастьян в который раз подумал о записке и бечёвке на его руке. Ронни стал последним и главным фрагментом мозаики.

Ронни стал последней каплей.

Себастьян посмотрел на большие белые часы в кабинете директора Барни и закрыл глаза. Ад растянулся во времени.

Ад был бесконечен.

Когда Себастьян почувствовал, что силы его на исходе, что воля его полностью сломлена, а ярость и ненависть втоптаны в самую глубину его искалеченной души, наполненной болью, он понял, что проигрывает. Что всё-таки проигрывает, и что конец уже близок. И в тот момент, когда он уже готов был сломаться, на лицо ему упал луч света.

Рассвет.

Всё время, что Себастьян находился в кабинете директора Барни, он не кричал. Не плакал. Возможно, это и были условия директора Барни? Себастьян уже никогда об этом не узнает. Сейчас он знал только одно — утро наступило окончательно и бесповоротно.

И он выдержал всё.

Себастьян не слышал, говорил ли что-нибудь директор Барни или нет. Он даже не чувствовал стука собственного сердца, хотя на самом деле билось оно нещадно. Себастьян потерял контроль над происходящим, он думал только о том, как поступит с ним директор Барни. После всего, что он вытерпел. Себастьян почувствовал, что теряет сознание, ноги его подкосились, и он понял, что упустил свой шанс в самый последний момент. Но когда колени его опустились не на мягкий ковёр, а на старый холодный пол, сознание постепенно стало возвращаться к нему. Себастьян обернулся — и сердце его наполнилось радостью. Он успел. Себастьян рухнул на колени уже после того, как директор Барни выставил его в коридор. И эта лестница перед ним, лестница, по которой давно уже никто не возвращался, была самым прекрасным, что он видел в последнее время. Себастьян с трудом поднялся и доковылял до неё. Он посмотрел на дверь кабинета директора Барни, и взгляд его мог бы прожечь дыру в двери, если бы он не был настолько обессилевшим. Вцепившись в холодные перила, он стал спускаться по лестнице.

Себастьян еле держался на ногах, но он был жив.

И он возвращался из кабинета директора.

* * *

Никто не издал ни звука, когда он вернулся. Десятки пар глаз смотрели на него, но никто не произнёс ни слова. Никто не мог. Недоверие, радость победы одного из них, страх того, что происходило с Себастьяном в кабинете, снова недоверие. Всё это было у них на лицах. Они смотрели на Себастьяна, но это, конечно, был уже не он.

Не тот Себастьян, которого они знали. В нём изменилось всё, и это чувствовалось. Внешность прежнего Себастьяна теперь скрывала под собой кого-то другого. Кого-то, кто смог вернуться. До самой своей смерти Себастьян не расскажет о том, что происходило в кабинете. До самой своей смерти он будет помнить каждую деталь происходившего там.

Себастьян вернулся к учёбе. Больше его не трогали. Конечно, директор Барни не то чтобы зауважал его, конечно, нет, но… Оставил его в покое. Хотя Себастьян и так не совершал ничего из ряда вон выходящего. Он просто хотел выйти отсюда и сделать то, что должен.

Себастьян ни с кем не общался. Он равнодушно относился к тому, что кого-то опять вызывали в кабинет директора. У него просто не было сил переживать из-за этого. Так и продолжалось. Себастьян всё больше замыкался в себе, даже когда казалось, что больше уйти в себя невозможно. Кто-то периодически не возвращался из кабинета. Изредка появлялись новые ученики, такие же, каким был когда-то сам Себастьян. Поначалу не верившие в россказни о директоре Барни. Иногда появлялись представители комитета. Никто не выступал и не пытался рискнуть. Никто не пытался сбежать. Никто не ждал спасения.

А спасение было, и оно просто ожидало своего часа, угрюмо сидя в углу своей кровати, смотря на окружающих мало что выражающим взглядом. Себастьян стал своего рода символом. Он был старожилом. Он был выжившим. Он был немного не в себе — но он скоро должен был выйти отсюда. Кто-то уважал Себастьяна, кто-то побаивался его, кто-то упорно предпочитал не обращать на него внимания, но в душе все признавали, что он не такой, как они. Что-то в нём внушало им надежду, но они старались не думать об этом. Кто-то ещё помнил, чем закончились предыдущие выпуски из школы. Кто-то, смотря на отрешенного Себастьяна, попросту терял эту надежду.

И зря. Потому что Себастьян был твёрдо намерен довести дело до конца. Он просто ждал.

Ждать пришлось долго.

* * *

— Поздравляю, — сказал директор Барни бесцветным голосом. Он знал, что скоро ему светят как минимум неудобства.

— Удачи во взрослой жизни, Себастьян.

День, когда Себастьян покинул школу директора Барни, был пасмурным и дождливым. В душах учеников затаилось ожидание, в душе директора — настороженность, в душе Себастьяна — решимость и неповторимая свобода. Он вышел на улицу, подставил лицо холодному дождю и долго стоял так, смывая с себя всю мерзость, всю грязь, все грехи последних лет.