Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

Юрка походил вокруг, почмокал, почесал затылок, пытаясь идентифицировать, и… не идентифицировал. Единственное, что они Юрке напоминали, так это готовящиеся к цветению георгины. Откуда они взяли георгины, Юрка даже представить себе не мог. И спросить было не у кого. Славка ещё не вернулся, а народ в партии только пожимал плечами и разводил руками.

Кстати, у народа тоже на грядках что-то выросло. Но было всё хилым, болезненным, как и положено на Севере. Один серовский участок выделялся неестественным здоровьем и упитанностью.

Славка появился в середине сентября, вместе с первыми заморозками. Заморозки сменила оттепель с затяжными осенними дождями, а ещё через неделю потянулись на юг клинья уток и гусей. Надвигалась полугодовая северная зима.

В один из более-менее сухих дней старший переоделся в полевую форму, взял лопату, ведро и ушёл на огород. Юрка сидел за компьютером и задумчиво перебирал в голове: какие бы такие параметры фильтра установить, чтобы вытянуть сигналы: в безнадёжной борьбе между братьями и проводящей средой суглинков — суглинки побеждали. Он так увлёкся, что не заметил, как рядом вновь оказался Славка. Был он возбуждён — глаза блестели.

— Мешок есть? — заговорщицки спросил брат.

— Чего? — не понял вопроса Юрка — мозг не хотел переключаться.

— Мешок!

— Какой на хрен мешок?! Для чего?

— Для картошки! — и, увидев, что Юрка не включается, Славка махнул и бросил, убегая: — Одевайся, я мешок поищу!

— Прикалываешься, да?! — крикнул вслед Юрка, ему совсем не хотелось отвлекаться. Но Славка взаправду был чем-то сильно взволнован, и младший пошёл переодеваться. Надо же посмотреть, чего там такое стряслось!

В огороде Славка на корточках собирал что-то с земли. Младший подошёл ближе и с изумлением увидел россыпь крупной, величиной с кулак, белой картошки. Клубней двадцать, не меньше.

— Видал? — поднял голову Славка. — В первом кусте было столько же!

— Ни фига себе! Давай, я подкопаю.

— Копай!

Юрка копнул и перевернул куст. Результат был столь же ошеломляющий. Нет, Юрка, конечно, видел урожаи и получше — в родной Самаре картошка вырастает будь здоров. Но то средняя полоса, Поволжье — а тут Север!

— Ничего не понимаю, — Юрка перебирал руками крупные белые клубни.

— Я тоже! Собирай, я копну.

С пяти кустов они собрали верных полмешка. При такой урожайности стоило смело выращивать картошку на Севере, экономически бы оправдалось.

Братья притащили мешок в партию, и народ обалдел. Они же тоже сажали, но результаты их были куда скромнее. Мелкая, плюгавая, их картошка целиком шла на варку без предварительной чистки. Её так и ели — «в мундире»: замотаешься тот горох чистить…

Начальник партии Нестор Полищук долго курил и задумчиво смотрел на картошку, высыпанную на пол для просушки:

— Ну, вы, братья, даёте!.. Слышишь, Колганов, — обратился он к Кольке, который сидел тут же рядом на корточках и курил, — ты тоже бываешь… но таких результатов… — он покачал головой.

— Э! Дык ничего ж удивительного, — Колька поднялся. — Они же пели! Помнишь, как они пели? С такими песнями… да в таком исполнении… да в бессознательном состоянии… Они были аки младенцы безгрешны! Едины с природой. Да что там с природой! Со всей Вселенной! А ты говоришь, результаты. — Колганов выпятил нижнюю губу и развёл руками, потом развернулся и пошёл от Серовых, но вдруг остановился, повернулся и, подняв палец вверх, добавил: — Волшебная сила искусства! Загадочная и непонятная…

— Понял? — толкнул в бок старший младшего. — А ты: нажрались, нажрались… Волшебная сила!

— Угу, — кивнул Юрка. — Главное, часто не повторять. А то быстро израсходуется, — и ушёл заниматься фильтрацией.

Женщина на корабле — к беде.

Поверье это существует с тех времён, когда корабли и экипажи были маленькие, и от каждого — именно каждого! — зависела живучесть корабля, а значит, и жизнь всего экипажа. Женщина на борту отвлекала экипаж — есть у женщин такая гадкая особенность — могла вызвать ссоры на почве ревности, даже разлад. А разлад на корабле — последнее дело.

Юркина старшая сноха Инна в молодости была капитаном женского экипажа яхты, и не верила ни в чёрта, ни в дьявола, ни в приметы, ни в поверья. Юрка же был убеждён, что женщина на корабле, равно как и на полевых работах, — не к добру. Юрка не мужской шовинист, просто глубоко убеждён, что мужчины и женщины — существа суть разные, а потому у каждого свои функции. Плавать по морям, воевать, шататься по тайге — прерогатива мужиков. Мужики проще переживают стрессы, грязь, отсутствие горячей воды и нормальной пищи. А женщин нужно холить, лелеять, опекать и нежно любить. Нечего делать женщине на полевых работах. Не-че-го!

Так он брату и сказал, когда тот зашёл к нему посоветоваться, брать или нет Инну на полевые.

— Не брать. С чего вдруг?

— Ягоду собирать. Сентябрь же… Для клюквы самое время…

— Сам не можешь?.. Пособирать?

В полях не всё время пашут как проклятые — в полях всегда есть свободное время, чтобы пособирать ягоду, половить рыбу. И аэрокосмогеологи себе в этом не отказывали.

— Да я ей… — Славка присел на соседний стул и заглянул Юрке в глаза, только что за руку не взял. — Да я ей… А она — заладила! Отпуск хочет взять на неделю и лететь с нами.

Юрка отодвинулся.

— Не упрашивай… Я — против. Нечего ей там делать! Ты же сам знаешь, всё же пойдёт… по матушке!

Спустя четыре года работы Юрка мог (уже мог!) себе позволить не согласиться с братом. К этому времени он был одним из главных специалистов в партии, опытным полевиком и ценным сотрудником, обеспечивающим цифровую обработку данных подповерхностной радиолокации. И брат воспринимал Юрку уже по-другому, всерьёз, что ли… Не то что в начале.

— А Влад и Эдуард не возражают… — Славка решил «зайти с козырей».

На полевые работы планировалась бригада из четырёх человек — кроме братьев Серовых должны были ехать Влад Зинчук и Эдуард Казаев — гляциолог («мерзлотник»), своеобразный в общении человек, про него никогда не знаешь, что он в следующий момент выкинет.

— Слав, — Юрка видел, брату трудно, — ты главный. Что ты меня пытаешь? Как решишь — так и будет. Но моё мнение ты знаешь.

Брат вздохнул… почесал бороду…

— Тогда едет!

Юрка решение предвидел и не удивился. Инна Олеговна — женщина упрямая, если чего решила, то от своей идеи уже не откажется. И поделать Юрка ничего не мог. У них, у старших, в семье вообще непонятно было — кто главный. Славка хорохорился, орал, стучал кулаком по столу, но делал то, что надумала Инна. Поговорка про голову и шею — это о них.