Валерий Лаврусь - Очень Крайний Север

В принципе, Юрка с Владом соглашался: у него уже был свой небогатый опыт общения с собакой. Со щенком колли. Коллёнок поначалу был толстенький, забавный, плюшевый… Как игрушка. Они и назвали его «Джой». Все в доме с ним возились, нянчились, только что в попу не целовали! Так продолжалось, пока щенку не исполнилось пять месяцев. Тогда из плюшевой игрушки он превратился в мосластого подростка-хулигана, которой взялся терроризировать весь дом. Джоя стали бояться. И Юркина жена, и сын. Только кот его игнорировал: он просто перешёл жить на другой высотный ярус. А Джой рос, набирался сил, наглел и стал пробовать устанавливать свои порядки. Тогда Юрке пришлось применить силу. Грубую физическую силу. К семи месяцам щенок точно знал, кто в доме хозяин, но когда он стал уже превращаться в умного взрослого пса, подцепил энтерит и сгорел за три дня. Жаль.

Из того недолгого опыта Юрка вынес урок: собаку нужно держать в строгости — тогда и тебе, и ей будет комфортно. Собака — зверь стайный, ей нужен вожак. В противном случае она попытается сама занять его место.

У Славки был свой, но тоже совсем невесёлый опыт. За год до Джоя Юркины племянники, Славка и Сашка, притащили в партию белого дворового щенка из овощного магазина. Там он с голодухи жрал капустные листья. Щенок оказался на редкость бестолковым — за что получил кличку Муму — но в партии прижился. Не стоило, конечно, ему давать такую дурацкую кличку… «Как корабль назовёшь…» И хотя дело, конечно, не в ней, но судьба у щенка оказалась незавидной. Весной он заболел чумкой, долго болел, сильно мучился, и Славка, а негласно он стал его хозяином, вынужден был отвезти щенка в ветеринарку и усыпить. Невозможно было уже смотреть на мучения пса… Переживали…

А тут приходит такая «лапа», и уже взрослая… Старший сразу влюбился! И дружба начала стремительно развиваться.

Вообще, Чернуха — так звали лайку — числилась собакой главного инженера. Но тот ею почти не интересовался. Выводил иногда на охоту, откуда неизменно возвращался злой «как собака», потому что «эта сука» опять утащила и сожрала подстреленного тетерева. После такой «охоты» он пару часов бестолково гонялся за лайкой по партии, мечтая ей напинать. Но догнать собаку по снегу невозможно, и он только матерился ей вслед. На том воспитательный процесс заканчивался.

Славка же стал с Чернухой возиться по-настоящему. Он не только давал ей вылизывать банки из-под тушёнки, но и каждый вечер, сидя на крыльце, разговаривал с ней, гладил, чесал брюхо, даже стихи читал. Общался. Внимание уделял. А что ещё собаке нужно, тем более — женского пола! Она и отвечала: преданными и любящими взглядами, льстивыми подползаниями, трогательными повизгиваниями, могла бы говорить — в любви бы призналась… Идиллия прям! Но Славке этого было мало.

В сейсмопартиях собакам вход в вагончики строго-настрого воспрещён. Даже подъём на крыльцо карается тяжёлым пинком унта. Славка же наперекор правилам решил приучать Чернуху к вагончику. И для начала он стал звать её на крыльцо. Она садилась на задние лапы, мела хвостом, прижимала уши, нервно взвизгивала, но не шла. Тогда он стал её туда затаскивать. Чернуха упиралась всеми четырьмя лапами, делала вид «не дай бог…», вырывалась и убегала. Сильное было табу.

Но однажды вечером Юрка, выйдя из вагончика, увидел: сидит брат на крыльце в обнимку с Чернухой и читает ей есенинские стихи про «Дай, Джек, на счастье лапу», а та облизывает ему лицо. Добился, значит, старший! Влад, выйдя покурить, только зло сплюнул. А Славка уже надумал выкупить Чернуху у главного и забрать её домой.

А потом случилась метель. Злая северная февральская метель. Минус двадцать пять, ветер пятнадцать-двадцать, и за несущимся снегом не видно ни зги. Хороший хозяин собаку из дому не выгонит. Но партейные собаки метели не боялись и переносили её легко. Ложились с подветренной стороны возле какого-нибудь вагончика — там их заметало, ветер становился им не страшным, а холод они и так прекрасно переносили.

Как только началась метель, Юркин неуёмный братец со словами: «Молодая… Замёрзнет, дура…» — умчался искать Чернуху. Минут через десять он принёс её в вагончик и опустил рядом с печкой. Вид у Чернухи был обалдевший. Мало того, что её несли на руках, так ещё и в вагончик затащили! А как, если прибьют? Кто их знает, этих приезжих… Но никто не бил, от печки тянуло жаром, и только какой-то там Влад выкрикнул: «Слава, ну что ты делаешь?!». Но Слава — «вожак», а поэтому, что там кричал какой-то Влад, никого не интересовало. И всё же, испытывая неловкость (а может — просто страх), Чернуха на всякий случай уселась у самой двери. Посидела-посидела… и осталась на ночь.

А уже через три дня она сама по утрам вбегала в дверь, вставала на задние лапы и облизывала лицо благодетеля. А ещё через неделю дрыхла ночами возле самой печки, причём так близко, что только шерсть не дымилась.

И случилось «щасте». Случилась «любоффь».

Интересно было за ними наблюдать: собака лежала в комнате Славки на полу, а тот, слушая радио, разбирал полевые материалы. Время от времени он наклонялся, протягивал руку и трепал Чернуху по загривку. Та прижимала уши, громко стучала хвостом и старалась поймать Славкину руку языком. Сердце замирало, и слёзы умиления выступали на глазах… Мужики только плевались.

А Слава уже сообщил семье: он везёт Чернуху домой…

Но всё хорошее когда-нибудь кончается. И часто совсем нехорошо. Закон метафизики… Полоски зебры… Клавиши рояля…

В тот день аэрокосмогеологи все втроём выехали на сейсмопрофиль к буровой бригаде. Надо было посмотреть: что они там такое бурят и что потом придётся лоцировать.

Обычно дверь в вагончик у сейсмы на замок не закрывают, только подпирают деревянной колодой от ветра. На ключ в сейф закрывали только одеколон и патроны — остальное никого не интересовало. Если кому что надо взять по хозяйству — заходи, бери, только дверь подопри, чтобы тепло не выдуло и снега не намело. Наши герои тоже подпирали.

Вернулись затемно, а дверь — распахнута. Со словами «ка-а-акому ка-а-азлу…» Славка шагнул в вагончик, щёлкнул выключателем и встал как вкопанный. Юрка с Владом ввалились следом и тоже замерли: на кровати Славки, на его спальнике, растянувшись лежала Чернуха. Этого Славка ей никак не разрешал. Но это было ещё ничего. Самое страшное произошло, когда Славка со словами: «Чернуха, да ты чё, охренела?» протянул руку — эта сука обнажила великолепные белоснежные двухсантиметровые клыки и зарычала… На Славку. На благодетеля.

И Влад не выдержал. С криком: «Пшла отсюда, дрянь!» он с размаху пнул унтом под кровать и вышиб собаку из вагончика.

Когда они вышли, её уже нигде не было видно.