Йоав Блум - Руководство к действию на ближайшие дни

– Погодите… – начал было Бен.

– Запри хорошенько дверь и ложись спать, – сказала мадам Вентор Оснат. – Не думаю, что им зачем-нибудь будет нужно вернуться, – но так, на всякий случай. Как ты?

– Я просто в шоке, – ответила Оснат. – Поначалу не поверила: подумала, что то, что вы рассказывали в подвале, – мягко скажем, странно. Но надо признать: видимо, у нас в руках действительно что-то такое, что очень нужно кому-то еще. За меня не волнуйтесь: за десять минут я все уберу – и квартира будет выглядеть как раньше.

– Погодите, – пробормотал Бен. – А мне как быть?

– Вас мы будем ждать утром, – сообщила ему мадам Вентор. – Позвоните снизу, мы откроем и…

– Но мне негде переночевать, – сказал Бен. – Наверняка они поджидают меня у дома.

Оснат вздохнула:

– В последней комнате по коридору есть раскладушка.

– А, здорово, – сказал Бен.

– Можешь отнести ее в убежище и ночевать там.

– Мм… это уже не так здорово, – буркнул он.

– Видишь ли, сегодня ко мне забрались воры. Я точно не готова ночевать в одной квартире с незнакомым парнем, – сказала Оснат.

– Пойдемте, – подытожила разговор мадам Вентор, – я принесу вам постельное белье. Мы разбудим вас утром.

«Какая-то ерунда, – подумал Бен. – Эта история нравится мне все меньше и меньше».

Ночь была относительно приятная, и Сами-уродец рассчитывал хорошо выспаться: он надеялся, что дождя не будет и что на него не полезут кошки.

Переулок, где он спал в последние два года, уже стал его домом. Ко всем углам он успел привыкнуть, ему здесь было уютно, а старое граффити уже выглядело как знакомая картинка на стене. Поэтому, несмотря на то что рядом была большая помойка, от которой порой сильно воняло, и канализационная труба, которая сотрясалась всякий раз, когда кто-нибудь из жильцов дома спускал воду, он думал, что неплохо устроился. Ну, относительно.

Эти улицы он знает уже семь лет, а они знают его. Спроси любого в этом районе, кто такой Сами-уродец, – и все укажут на него. Это тот, кто ходит со старой тележкой из супермаркета, набитой всяким добром, попрошайничает у водителей на выезде из промзоны и иногда, поздно ночью, стоит на перекрестке и поет. Сейчас такая приятная ночь, самое время петь – но он лучше ляжет спать. Сегодня он сравнительно неплохо поел. Пение лучше отложить до тех времен, когда ночью трудно будет уснуть от голода. Он будет петь до изнеможения – и усталость окажется сильнее, чем голод.

Уже никто не помнит его настоящего имени, и, наверное, это к лучшему. Настоящее его имя – из другой жизни, гораздо более простой. Жизни ребенка, которого время от времени обнимают, молодого человека, который мечтает о чем-то, молодого мужчины в расцвете сил. Теперь, когда он, хромой, в драной шапке-чулке, бродит без дела по улице со своей тележкой, разговаривает с чокнутой, которая спит на площади и постоянно ссорится с алкашом за заводом, – пусть лучше его зовут уродцем, чем настоящим именем. Нет причин пачкать это красивое имя неприглядной действительностью.

Он растянулся на своей картонке. Вполне качественный картон. Когда-то он был коробкой от 50-дюймового телевизора «Панасоник».

Высокое разрешение, беспроводной модем, поддержка других видов подключения. Он перечитывал это описание уже много раз, а однажды один парень в парке – он раздавал прохожим пончики в честь Хануки – даже объяснил ему, что все это значит. Теперь он уже хуже помнил все это. Важно, что это двуслойный толстый картон. И это если разложить. А если спать на коробке, не залезая в нее, – под тобой в два раза более толстый слой картона. Аж четыре слоя, – если задуматься, телевизору доставалось вдвое меньше.

Помойка заслоняла его от глаз прохожих. На входе в этот переулок было полно мусора, и это отпугивало людей. Чаще, если не приходили кошки, можно было проспать целую ночь – и тебя никто не будил. Конечно, если погода была хорошая. Вообще, против кошек он ничего не имеет, наоборот. Они милые, самостоятельные, с ними не так тоскливо. Но ночью они могут поднять шум, а если что-нибудь их напугает – запрыгнуть прямиком на тебя и, только приземлившись, понять, что ты живое существо. Каждую ночь, укладываясь спать, он проверял, чтобы помойка была закрыта и чтобы в мусоре, который рассыпан по земле, не оставалось еды. В большинстве случаев ничего больше и не требовалось.

Сегодня был неплохой день, подумал он.

Он прошелся по улицам и собрал не так уж мало бутылок, завтра можно будет их сдать и получить несколько шекелей. Этого иногда хватает на колу или, там, фалафель. Или стопарик.

Как почти каждый день, он ел в одном заведении, недалеко от магазина, где продают светильники. Там висит маленькая вывеска: «Ресторан», но все знают, что это благотворительная столовая. Тот факт, что в этой забегаловке просят заплатить шекель на входе, если можешь, еще не делает ее рестораном.

Еда там нормальная, хотя, вообще-то, часто подают одно и то же и, если честно, когда что-нибудь жарят, наливают слишком много масла, а это вредно. Он обычно долго мнет вилкой шницели перед тем, как съесть, чтобы выжать из них масло. А когда тамошние волонтеры – они улыбаются, но видно, что им слегка не по себе, – приносят ему тарелку, он всегда следит за тем, как они ее держат – снизу или сверху, окунув большие пальцы в соус. Если второе – то он съедает все, кроме того, к чему прикоснулись.

Но даже там сегодня был удачный день. Подавали вкусные кабачки, неплохую курицу, он успел зайти туда дважды: первый раз – в десять, сразу после открытия, а потом – в полтретьего, прямо перед закрытием, – и поел дважды. Иногда два раза поесть не разрешали. Но не сегодня.

А кроме того, ему удалось вынести большую бутылку колы. Они ставили на столы бутылки без крышек, чтобы никто не мог их закрыть и унести, но в этот раз у него на столе бутылка была полупустой, и он засунул ее в пакет так, что кола не пролилась и никто не заметил (по крайней мере, никто не попытался его остановить).

Колу без газа он пил весь день, было приятно. А уж бутылке-то точно найдется применение.

Еще он нашел полупустую пачку сигарет и увидел, как прямо перед ним полиция арестовывает наркомана, который сошел с ума и начал беситься. Определенно хороший день, даже с развлечениями.

В следующий раз, когда придет та старуха, он сможет отдать ей этот день. Она давала ему бутылку водки, а он клал в нее один-два дня из своей жизни. Оказывается, есть такие люди, которые хотят испытать, каково это – жить так, как он. Она неплохо ему платила. Он всегда обещал сам себе, что на этот раз истратит полученные деньги с умом, и каждый раз оказывалось, что вся сумма разошлась на какие-то глупости всего за пару недель. Она не раз предлагала ему всякие вещи, которые помогли бы завязать с уличной жизнью. Но он вежливо отказывался. Все же деньги, которые получают за работу, – это одно, а милостыня – совсем другое.