Елена Четвертушкина - Нетленка

Однако, через пару лет маркиз и Стэнис забили тревогу. Пристально наблюдая за успехами любимчика, они начали замечать вещи, едва ли видимые с высоты магистерского трона. Оттуда видны были чин полковника, дождем сыпавшиеся поощрения и награды, кодовые названия блистательно проведенных операций… При взгляде же со стороны открывалось нечто другое: тонкий знаток классической музыки начал по черному пить в промежутках между заданиями, предпочитал общество совсем уж пропащих женщин, и якшался с людьми, вызывающими у интеллигентных профессионалов чувство брезгливого ужаса.

Друзья кликнули совет, на котором Отто под завязку наслушался о своем слепом отеческом эгоизме, разбазаривании золотых кадров и полной, мягко говоря, необоснованности чарийских аншлюсов в юго-восточной Европе, влекущих за собой неизбежное разложение умов из-за бьющих в глаза несоответствий уря-патриотической теории с плачевной повседневностью.

Уби нил валес, иби нил велис , и хоть ты убейся!

…Маркиз и Стэнис вдвоем орали на Отто, обвиняя его во всех смертных грехах, давя в зародыше его попытки сначала объясниться, потом оправдаться, а потом просто выставить их вон. Когда же, накричавшись до хрипоты, они наконец дали ему слово, встревоженный Магистр предложил позвонить Юхану в Соуни — тот продолжал числиться мудрейшим из мудрых.

Так и сделали…

Тут придется кое-что добавить к рассказу о тарках. Настоятель, то есть глава всех тарков, назначался своим предшественником, и теоретически им мог стать любой. На деле же выбор был процедурой крайне сложной, а требования — высочайшие. В 1975 году старый Настоятель почил в бозе, и преемником своим назначил именно Юхана Скаани, того самого четвертого друга маркиза, Отто и Стэниса.

Юхан ни в коей мере не предвидел своей высокой судьбы. Он прошел путь, обычный для тарка. После дедикации был отправлен в мир, попал в Юнийскую Армию, и совершенно самостоятельно (и предсказуемо) сделал блестящую карьеру: от рядового, взятого за ум в сержантскую школу, был затребован сначала на курсы повышения, и в конце концов — в Академию; обратил на себя внимание очень серьезных людей, и время спустя оказался не где-нибудь, а в Организации, и не кем-нибудь, а младшим аналитиком отдела Прогнозирования Стратегического сектора. Ему понадобилось на это 10 лет.

…Он вел интереснейшие политологические разработки в чине майора, и скоро должен был защитить докторскую, когда из Суони пришел приказ — немедленно возвращаться, чтобы взять на себя тяжкую ношу руководства тарками.

…Если бы 30-и этажное здание чарийского «пентагона» вдруг сорвалось с места и пустилось в галоп, потрясая всеми семьюдесятью колоннами портика, и в довершение картины треснуло бы одною из этих колонн Юхана по голове — он вряд ли был бы более потрясен. Вот чего Юхан, если честно, совершенно не предусматривал в своих планах — так это тихой жизни в таркском монастыре.

Более того. Имелись любимые друзья, захватывающая чисто теоретическая работа, насыщенный досуг; он вполне вошел во вкус благ цивилизации, и ну, никак не рассчитывал всё это бросать ради невнятных проблем горячо любимой, но, слава Дороге, очень далекой Родины.

Не знаю, может быть, в этом и заключался сакральный смысл выбора, — только Юхан отбыл в Суони в таком именно настроении, как и первые сканийцы. Рухнули планы. Медным тазом накрылись расчёты. Как фанера над Парижем , просвистели над головой честолюбивые надежды. Ситуация полностью соответствовала тому, что смешливый Ян де Ла Моль называл не очень ясным, но чрезвычайно выразительным словечком «мапупа». Об «ослушаться» не могло быть и речи: крест надлежало нести. Этническуий суониец, потомственный тарк, майор Альма Матер Юхан Скаани возвращался на родину, как марсианин на Юпитер. Его вовсе не грели ожидающие дома почести…

Но дружба не прервалась, кто бы мог подумать. Друзьям Юхан рассказал всё; Стэнис тут же заявил, что давно подозревал нечто подобное. Магистр, подозрительно щурясь, дотошно выяснил, что для Организации Суони никакой угрозы не представляет, да и интереса тоже, — так, заповедник гоблинов, — и великодушно простил обман. Маркиз же просто от души веселился.

Так и зажили.

…Узнав, в чем дело, Юхан удивления не выказал, а высказался в стиле кастльской Василисы Премудрой: не берите в голову, я разберусь . Он бросил все свои дела, неизвестно каким способом разыскал Германа, прятавшегося уже ото всех; о чем они говорили, когда встретились, — неизвестно, только тут же Плющ взял бессрочный отпуск — «…устал…» — и отъехал, жестко отрубив хвост кусками , — в Суони, в высокогорный дацан Настоятеля.

Первый раз в жизни Магистру пришлось прикрывать сына. Наскоро состряпав более-менее правдоподобную версию о личном поручении, Отто сел ждать результата. Год от сына не было ни слуху, ни духу. Целый год Стэнис и маркиз уговорами, мольбами, угрозами и шантажом обуздывали отцовские тревоги Отто. Но через год Герман вернулся. Загорелый неповторимым высокогорным загаром, поздоровевший и повеселевший, с прежним задорным блеском в глазах, он рассказал, что весь год учился таркским наукам, но — папа, не волнуйся! — посвящения не проходил. А потом продемонстрировал, чему научился за год. Отто, нахохлившись, ревниво следил за сыном: тот, как муха, лазал по голым стенам, аккуратно, звездочкой, уложил мордами в клумбу отборную папину охрану, демонстрировал каты невиданного ближнего боя, возникал ниоткуда и исчезал в никуда; на ядовитый папин вопрос, как в его представлении сочетается вся эта таркская ересь с чарийской военной доктриной, Герман загадочно улыбнулся и заявил, что намерен бросить агентурную деятельность и осесть пока в Управлении.

…А потом долго рассказывал счастливому Магистру суонийские байки, шутил, играл на рояле любимые папины вальсы; и затем зажил, как ни в чем не бывало. Аккуратно ходил на работу, с удовольствием навещал опекунов, изредка ездил к Юхану; вращался в высшем обществе, получил генерала за полную перепрофилизацию агентурной сети в Файрлэнде; немножко преподавал в Академии, немножко — всё-таки! — ездил выполнять задания Разведки, но уже опять никого и ничем не тревожа.

До поры до времени.

Конечно, его никак не могла устроить канцелярщина в Управлении. Но амбиции по поводу дальнейшей карьеры сына (которые сам Герман в душе именовал не иначе, как комплексом Дедала — « обои полетим …») папа мог засунуть себе в задницу. Судя по всему, с момента возвращения из тарков и лет до тридцати Герман занимался мучительным поиском дела, которое могло бы во всей полноте и по возможности бескровно ответить на тот вопрос Магистра. По молодости Герман ещё был свято уверен, что если очень захотеть, то можно объять необъятное и совместить несовместимое, и Икара никак в себе не видел, ходя будущее как раз и доказало, как он ошибался… А может, и нет.