Елена Четвертушкина - Нетленка

…Герману только-только минуло шесть, когда всё вдруг круто и неприятно изменилось.

Прекратились разъезды, куда-то исчез папа; зато появился отчим — тихий, милый человек; год спустя родился братик Воленька, а маму забрали ангелы на небо, и Герману казалось, что он теперь никогда не перестанет плакать… Но плакать было нельзя, совсем нехорошо было ему плакать, — потому что по ночам глухо рыдал почерневший от горя отчим, а днем жалобно скулил на коленях кормилицы маленький синюшный Волька; почему-то он затихал только на руках у Германа — сопя от жалости, тот пел братику оперы, с увертюрами и антрактами, изображал, как умел, скрипки и валторны, Кармен и Фауста , а также Аиду , валькирий и ловцов жемчуга… Особенно трогательно у него отчего-то получалось « письмо Татьяны », толстая кормилица обливалась слезами, — то ли над бедными сиротками, то ли над своей, почти отшумевшей, молодостью.

Потом вдруг всё опять поменялось. Приехал папа, и забрал с собой, и началась жизнь, не слишком отличающаяся от прежней. Только вместо слова «музыка» окружающие так же часто говорили «политика», обсуждали не ноты, а цифры, а смутно знакомые красивые названия «Ломбардцы в первом крестовом походе», «Немая из Портичи», «Осада мельницы» и «Мнимая Садовница», обозначали названия каких-то операций. Любознательный мальчик, общаясь, опять же, исключительно со взрослыми, потихонечку набирался другой науки, и с таким же восторгом, как раньше контрапункт и мерцающую терцию, изучал, играя, револьвер и пистолет, план и карту, дислокацию и диспозицию.

Его и здесь любили все; только вместо колоратурных сопрано, теноров, басов и контральто его баловали теперь капитаны, лейтенанты и квартирьеры, не говоря уже о бесчисленных ординарцах, адъютантах и денщиках. Жил он у папы, а когда тот оказывался в отъезде, с громадной благодарностью принимал участие папиных друзей — Юхана, Стэниса и маркиза де Ла Моля. Юхан, наиболее симпатичный Герману (после папы, разумеется), своей мягкой доброжелательностью и бесконечным терпением, начал обучать не по годам крепкого парнишку боевым искусствам. Блестящий и стремительный маркиз, у которого, между нами говоря, дети вызывали зуд в затылке и невеселые размышления о приближающейся старости (ему тогда было лет 25), просто разрешил Герману лазить по своей огромной библиотеке, и тот, досконально расспросив угрюмого библиотекаря, начал осваивать оперу уже по литературе. Так в его жизнь вошли Пушкин, Мериме и Гете, а потом Дюма, Гюго, Киплинг и Майн Рид. Папа больше всего одобрял Киплинга, Юхан — Гете, маркиз советовал попробовать Мопассана, а Стэнис тактично и ненавязчиво объяснял темные страницы проглоченных книг, и, кроме того, открыл понятливому и упорному Герочке тонкую прелесть точных наук, особенно — химии. Мальчик платил за внимание пылкой любовью и совершенно уморительной взрослой заботливостью: научился варить действительно неплохой кофе для дорогих гостей, искренне интересовался служебными новостями, и страшно серьезно просил папу — пораньше ложиться спать, Юхана — попозже просыпаться, маркиза — не раздражаться по пустякам, а Стэниса настойчиво расспрашивал о проделках сына-Фрэнка. Крутые профессионалы, сами себе удивляясь, таяли от умиления; Отто, вовремя вспомнив о неизбежной утренней головной боли, откладывал на завтра бесконечные дела; Юхан задумчиво переводил внутренний будильник на десять минут вперед; маркиз решал раз и навсегда плюнуть на ретроградов и паникеров, а Стэнис, досадливо морщась, посвящал уик-энд семье.

— …Прости, — сказал Тойво, — а кто все эти люди? Маркиз, Отто, Юхан… Ну, слава Стэниса-старшего достигла вершин Высокой Суони, да и Юхана, настоятеля белых тарков, все знают. А остальные кто?

Я объяснила:

— Маркиз родился в 1938 году в Мидо-Эйго, в семье, ещё со времен Короля Змея преданно служившей Ордену. Ко времени его рождения Мидо-Эйго стало для Альма Матер такой же потенциальной колонией, как и остальные державы, только более доступной в связи со старыми, хорошо сохранившимися связями. Связи эти имели родовой характер, и поэтому жизнь маркиза с детства была посвящена Альма Матер. Фамильные предания о тайной власти, высшем предназначении и древних секретах не могли не вскружить голову романтическому мальчику, и он со всем пылом души посвятил себя служению Ордену.

В 1958 году по долгу службы (Ян тогда примеривался к дипломатической карьере) маркиз оказался в королевстве Код-Дивуар, где познакомился с такими судьбоносными личностями, как Отто фон Шенна, Юхан Скаани и Фрэнк Стэнис-старший, — ковавшими в те давние времена, как и он сам, карьеру в Альма Матер. Так получилось… Эту четверку, которую разъединяло, казалось бы, всё, — разница возрастов, характеров и даже национальностей, — вдруг по непонятной причине связала очень человеческая, абсолютно неуставная дружба. Слава Богу, люди они были тертые, и не дали возможности никому из орденской безопасности даже удивиться: что общего могло стрястись у далекого правнука мидо-эйгского короля Змея (маркиза де Ла Моля) с прямым наследником первых чарийских канунгов Отто фон Шенной; и далёким правнуком казнённого Орденом сканийского князя — Юханом Скаани. И вовсе уж было непонятно и даже неприлично как-то — для чего стоило разбавлять родовитую эту компанию сыном скромного кастльского профессора химии — Фрэнком Стэнисом. Правда, предки профессора регулярно упоминались в европейских летописях аж со времен Сигизмунда Бешеного, ибо во все времена числились придворными лекарями и регулярно, раз в два поколения, горели на кострах Святой Инквизиции за великие познания в науке алхимии. Возможно, Орденская внутренняя безопасность проморгала всё это просто по невежеству…

Стэнис в те давние времена в чине капитана обживал Разведуправление Альма Матер. Маркиз читал курс восточной философии в Военной Академии Чары, Отто набирал звезды на погоны в Стратегическом секторе Ордена, а Юхан готовил докторскую диссертацию, будучи старшим аналитиком Сектора Прогнозирования. Судьба свела их в Код-Дивуар. Виделись они регулярно, болтались в свободное время по барам, веселились по-мужски, делились мнениями и планами, спорили до хрипоты, ругались, ссорились… Пользуясь служебным положением, выручали друг друга из проблем с многочисленным — тогда ещё — начальством (исторический факт, что все талантливые люди обязательно имеют проблемы с начальством), — и обменивались секретной информацией, имея в виду ничто иное, как более эффективное служение общему делу, — и, в общем, были «государством в государстве», вроде как акзакский Опасный Порт… В мушкетёрской их компании было два Арамиса, один Атос — Юхан, и один Д*Артаньян: эту роль старательно играл Стэнис, постоянно впутывавший друзей в донельзя рискованные предприятия.