Екатерина Кармазина - Время года — зима

Никита так и уснул на шахматной доске с книгой в руках. Тома уложила его на топчан и накрыла пледом. Часов ни в комнате, ни у Томы не было, но она понимала, что время уже позднее. К счастью, на столе стоял телефон, и она набрала домашний номер. Говорить она старалась как можно тише, боясь разбудить Никиту. После лечения Тома ночевала только дома. С родителями у них была договоренность, если задерживается, звонить в обязательном порядке, что она и сделала.

— Алло, мама? Мам, я сегодня останусь здесь.

— Где здесь? Ты знаешь, вообще, который час? Тома опять начинается? У тебя завтра занятия. Где ты?

— Не волнуйся, со мной все в порядке. Я у Юльки. Уроки делали, нам реферат задали написать. Завтра в школу вместе и пойдем.

— А почему ты говоришь шепотом?

— Я в коридоре стою, а Юлькины родители уже спят, они рано ложатся.

— Ты правду мне говоришь? Ладно, смотри, чтобы все было нормально.

— Да все нормально, мама! Не волнуйся, пожалуйста. Целую. Пока. Спокойной ночи.

Мама разрешила ей остаться у одноклассницы. Спросила только, где это находится, и записала номер телефона. Тома знала, что проверять ее не будут. Ей доверяли.

Она положила трубку и обернулась. Никита крепко спал, закутавшись в одеяло. Она подумала о том, что снова соврала маме. Но в этот раз ей не было стыдно. Ведь это было качественно различное вранье. В данном случае она была вынуждена только немного исказить реальность. Об этих ее визитах никто ничего не знал. Каким образом она оказалась в клинике ночью, объяснить по телефону было невозможно. Мама не поверила бы и разволновалась. Самое главное было правдой — здесь Тома была в полной безопасности.

Она присела на край кровати, ближе к телевизору. Из трех каналов хорошо показывал только один. Передавали новости. Звук был выключен. В репортаже мелькали занесенные снегом дороги и длинная череда фур. Затем начался какой-то сериал. Когда закончился и он, на экране появилась решетка, программа передач в тот день была исчерпана. Тома выключила телевизор, прислушалась. В коридоре тишина, ни шороха. Ее уже клонило ко сну, но она решила, что будет ждать столько, сколько нужно. Взяв книгу Никиты, Тома уселась за стол, включила настольную лампу. Снежинки кружили за окном. Книга оказалась довольно занимательной, это был сборник рассказов о животных. Она погрузилась в чтение.

Дочитав рассказ о ветеринаре, который спас корову, Тома приоткрыла дверь и высунула голову в коридор. В это крыло не долетало ни звука. На дворе была ночь, а она, Тома, находилась здесь, в клинике, под одной крышей с Ниной Дмитриевной, в ее комнате! Очарованию ее положения мешало то волнение, которое не отступало все то время, пока Нина Дмитриевна отсутствовала. Никогда еще она не уходила так надолго. Она же знает, что здесь ее ждет сын. Что-то случилось. Но что может случиться, это же больница, а Нина Дмитриевна врач! Кого-то привезли, она выполняет свою работу, но почему так долго! Тамара пришла в начале девятого, а сейчас было за полночь! Что можно делать столько времени? В догадках и размышлениях, то накручивая себя, то успокаивая, Тома облокотилась на руки, да так и уснула, сидя за столом.

В тот злополучный вечер звонок в приемном покое прозвучал громче обычного. На него нажимали с силой, долго не отпуская. Услышав звонок и торопливо надевая халат, медсестра-акушерка Лена направилась к входу. Она поступила на работу совсем недавно и успела отдежурить без каких-либо происшествий только две ночи. Все было тихо и спокойно. И она уже было подумала, что так будет и впредь, как услыхала этот тревожный звук.

Звонок в двери этой клиники в такой час означал только одно — экстренный вызов. Машина скорой помощи в это отделение заезжала редко. Как правило, пациенты приходили сами, по направлению. Здесь на втором этаже был обустроен стационар. В свое время это был хоть и небольшой, но полноценный родильный дом. Потом его закрыли на ремонт. А после открытия роддом превратился в гинекологическое отделения при больнице.

Отделение закрывалось ровно в семь вечера. Когда дежурная отодвинула металлический засов, на пороге стоял афроамериканец. На руках он держал обмякшую девчонку в бессознательном состоянии. Тут же была открыта вторая половина двери, и пациентку внесли внутрь. Так и оставив входные двери открытыми нараспашку, Лена побежала вперед, на удивление расторопно устраняя на ходу все препятствия. Пациентку внесли в манипуляционную. Медсестра стремглав бросилась за Ниной Дмитриевной. Та не заставила себя ждать.

Девчонка лежала на топчане. За время поездки она потеряла много крови. Кровотечение не прекращалось. Пока Нина Дмитриевна осматривала пациентку, ее спутник пытался что-то объяснить медсестре, но все без толку. Его и так сильный акцент усугубляло волнение. А от вида крови на своем плаще (почему-то он был в легком длинном сером плаще зимой) он онемел. Тогда вмешалась Нина Дмитриевна, пытаясь уточнить сказанное им ранее на английском. Если она правильно расслышала, его звали Тофик. Не обращая внимания на английский Нины Дмитриевны, Тофик продолжил объяснение на ломанном русском, причем настолько ломанном, что, кроме его имени, ни Лена, ни Нина Дмитриевна так ничего и не поняли. Закончив осмотр, Нина Дмитриевна подошла к Тофику, положила обе руки ему на плечи и, глядя на него в упор, спокойно спросила, четко выговаривая каждое слово: «Что случилось? What happened? What happened? Tofik?». Нина Дмитриевна указала в сторону пациентки, и Лена бросилась к топчану.

— Следи за пульсом! — Abortion? Аборт? Говори, аборт? — уже трясла Тофика за плечи Нина Дмитриевна. — How old is she? Do you know her phone number? Her name? Address? Where she lives?

— Аlice. Алиса. I don`t know!

— Ну да, Алиса в стране чудес, — почти про себя произнесла Нина Дмитриевна.

Все было ясно и без спутника девушки. Кровотечение было следствием домашнего аборта. А вот какие-либо данные о самой девушке отсутствовали. Как вдруг Тофик потерял сознание.

— Лена!

Нина Дмитриевна успела прижать его к стене, иначе он рухнул бы на пол. Удерживая за ворот, она медленно спустила его вниз. В кабинете находились четыре человека, пациентка с сильным кровотечением, которая только начала приходить в себя, афроамериканец в обмороке, перепуганная медсестра Лена и Нина Дмитриевна. От Лены было мало толку. Казалось, она и сама сейчас лишится чувств. Вместо того чтобы заниматься пациенткой, Нина Дмитриевна была вынуждена заниматься Тофиком. Громко повторяя его имя, она несколько раз ударила его по щекам. На просьбу дать нашатырь Лена не отреагировала. Нина Дмитриевна сделала все сама, и Тофик пришел в себя. Она попросила Лену помочь ему подняться и вывести его в коридор. Сама бросилась к пациентке.