Виталий Бабич - Семь историй о любви и катарсисе

Тогда я, казалось, нашёл баланс: моя чисто духовная привязанность к тебе не мешает выполнять свой долг перед семьёй, а просто дополняет всё это. Всё это я пытался выразить в набросках к новой прозе (цитирую):

«Если это любовь ещё не чистая, то уже очищающая.

В сотни раз важнее сейчас то, что чувствую наше родство душ на расстоянии, чем возможность обнимать тебя, делить с тобой привязанности материального мира. Если Богу угодно, то придём и к этому. Но уже сейчас закладывается нечто более значимое, более тонкое — живое. И оно, это более живое, уже связывает прочными узами наши сущности — там, в жизни после смерти. Уже сейчас!.. Спасибо, Господи, за такую очищающую, прозрачную, воздушную близость душ, потребность душ друг в друге! Да, можно назвать это любовью, можно и другим словом. Важнее всего то, что происходит в сердцах наших…

И ты мне уже много раз отвечала взаимностью — моя любовь не безответна! Ты единственная, кто в последние годы говорил о моих достоинствах, даже восхищался мной. Но… причина моей привязанности к тебе не в этом. Просто твоё восхищение моими достоинствами — следствие родства наших душ…

О, люди, живущие без этого возвышающего, очищающего чувства бескорыстной и недооцененной вами платонической любви, как же вы много недополучаете от каждого прожитого дня…»

Перед тем, как я смог написать эти строки, прогуливаясь в своём НЕодиночестве, буквально плакал. Плакал, что, оказывается, способен на такое тонкое, сильное, бескорыстное, глубокое восприятие женской души (ведь по отношению к Оксане ничего подобного, увы, не возникало). В тот момент, вспоминая эротический сон полугодовой давности, видя огромнейшую пропасть между тем и теперешним отношением к тебе, я подумал о том, что даже тот «недостойный» сон был знаком. Знаком, что твоя душа имеет большое значение для меня; и если бы сон был не низким, эротическим, а сразу высокодуховным, то мне было бы гораздо сложнее АДАПТИРОВАТЬСЯ к этой привязанности к тебе… Как ни парадоксально, но я расценил именно так.

Тут стоит сказать о том, что в этот период (не помню точно, до этой слёзоочищающей прогулки, или после), я дочитывал электронную книгу «1000 лет одиночества», и на меня произвёл особое впечатление эпизод: женщина, ушедшая от нелюбимого мужа, самого богатого и успешного человека в городе (вышла за него замуж по расчёту), признаётся в любви к его брату — бедному учителю, который за последнее время очень сильно вырос духовно, благодаря встрече со своим Учителем… Читая эти строки, я невольно подумал о том, что и моя душа тянется к тому же: признаться себе в том, что между мной и Оксаной нет Настоящей любви, что необходимо, наконец, сказать об этом и ей, и себе, и — обрести Настоящее… В эти моменты я не мог не подумать о тебе как об объекте ТАКОЙ любви.

Я понимал, что путь к ней будет очень непростым. Да и не готов я был ещё к признанию в этом перед Оксаной, перед тобой. Я знал, что ты на мои откровения ответила бы так, как сегодня («развернув» меня в семью): «Вы должны в мире и любви встретить праздники в своей семье». Да, моя жена — лучшая (одна из самых лучших) в мире женщина, потому что она выбрала меня. Да, я пытался полюбить её по-новому. Но… Не всё так просто.

Самые «крутые» повороты декабря опишу в следующем письме, и постараюсь быстрее отразить важные моменты, хоть они и самые сложные. И сделать выводы — позитивные:)))

Ты, наверное, воспринимаешь всё, о чём я пишу как прочитанную в книге увлекательную историю любви о ком-то другом… Но всё это о тебе…

Итак, продолжаю… Следующий поворотный момент — после репетиции нашей новогодней песни. Это была пятница 13-го. По возвращению домой всё моё существо вновь сказало мне:

«Лина — тот человек, без которого ты не сможешь идти по жизни дальше…»

Я это не мог отрицать. Но и не мог стать предателем по отношению к моей семье. И последнее пересилило чашу весов. Перед сном я чувствовал, что справился с противоречиями, «развернув» себя в семью.

Но разворот был недолгим. На следующий день, вечером, когда я включил на компьютере рабочее видео репетиции новогодней песни, Оксана, услышав твой смех, вдруг окунулась в ревность. Но говорила уже как-то спокойнее. А её фраза «определись же, наконец, кто тебе важнее» заставила меня разобраться в своих чувствах и попытаться действительно определиться. Было понятно, что на практике совмещать чувства к объекту платонической любви и к реальной жене не получается.

Я не спал большую часть ночи. Анализировал, вспоминал… А душа, обгоняя любую логику, шептала: «Я люблю Лину! Люблю её!» . Без духовной составляющей по отношению к тебе до такого бы не дошло. Тем более, я был уверен, что Оксана уже относится ко мне равнодушно. Вспоминал её фразы типа «я разведусь с тобой» в эпопее переезда на новую квартиру…

Я решил утром сказать Оксане о том, что определился. Сказал, что люблю тебя. Был готов уйти из семьи, признаться тебе в своих чувствах. И даже если бы ты сказала «нет», был готов жить с отчимом, или у тёти, или снимать комнату. И ждать, ждать, когда ты будешь готова к взаимности…

Оксана не ожидала такого признания от меня. Стала просить дать ей шанс стать лучше, не пилить меня по мелочам и так далее. Сказала, что я ей очень дорог. Я тоже не ожидал, что это на меня подействует — понял, что не смогу не пойти ей навстречу. Я не ушёл из семьи…

Продолжение — в следующем, надеюсь, в итоговом письме.

Добавлю к вышесказанному важную деталь: мне придавало уверенности то, что меня к тебе не влекли материальные или интимные ценности-цели. Были душевные, одухотворённые порывы. Чувство, которое гонишь, а оно через какое-то время снова входит в сердце.

Но, как поётся в песне, я снова «пытался уйти от любви…». Новый неожиданный поворот: мы с Оксаной старались общаться на духовные темы, проявлять друг к другу больше внимания, ласки. Она предлагала вспоминать, как мы познакомились, как стали спутниками жизни. Я вспоминал, но чувства, связавшие нас тогда, не возобновлялись, не преобразовывались во что-то новое. А просто жалость к жене — этим сквозняком не вылечишься…

В моих беседах с ней я, вроде бы, лучше осознал свои «декабрьские ошибки». Например, направлял энергию не на укрепление взаимоотношений с Оксаной, а на тебя…. А тут ещё приснился сон, что я с кем-то куда-то шёл, но вернулся домой, так как забыл там деньги, и вдруг увидел на пороге ключи от квартиры… Сон можно трактовать по-разному. Но он, казалось, укрепляет меня в том, что моё место рядом с женой… Этого хватило на дней десять.

В прошедшие выходные, уже не на прогулке, а дома, моё сердце вдруг снова забилось в твою сторону. Словно, кто-то стучит в дверь и говорит: «Откройте! Тут место Лине! Где она?..». После этого я не мог сидеть дома. Отправился за продуктами в далёкий гипермаркет, а по пути работал — анализировал, осмысливал, искал истину. Да, мне важна была истина в этом любовном треугольнике. Я повторял себе, почему-то представляя своего отца: «Витольд, сейчас главное — ответить на вопрос, любил ли ты Оксану когда-либо по-настоящему?».