Себастьян Фолкс - Энглби

А хочу я сказать, что подход у меня не телеологический (роскошное слово с семинара доктора Абрахама про пуритан. Вот у них правда был тел. п-д). Я считаю, что жить, дышать, быть с другими людьми, которых любишь, дружески делиться с ними мыслями, рассказами, поддержкой и любовью — это и есть совокупность всего, что мы есть и что можем сделать. Не верю, что все эти впеч. можно загнать в телеол. категории «формы» и «пути».

Убеждена, что богатства, получаемого от этого обмена, вполне достаточно.

«Достаточно для чего?» — спросишь меня ты, Гипотетический Читатель. Но без тел. п-да нет ни концепции, ни критериев, на основании которых чувство, что ты живой, может быть оценено как достаточное или недостаточное. Так что вопрос некорректен, дорогой ГЧ!

Думаю, достаточно для того, чтобы я ощущала счастье, любопытство и полноту жизни. Так я это воспринимаю. Счастье агностика (т. е. щенячий восторг. Очень надеюсь, что рассуждаю чуточку глубже, чем вот это вот).

В чем тут дело? Ну, возможно, любовь, генерируемая всеми хорошими и светлыми людьми, каким-то образом пополняет уже существующий в мире запас доброты, который остается и после ухода самих людей. (Хипповские сантименты, скажете? А вот и нет, все так и есть и легко доказуемо от противного.) Без прекрасных примеров этого, сохраненных в литературе, наша жизнь лишилась бы смысла, того самого, трансцендентного и выходящего за рамки Гоббсова эмпиризма. Так что светлые чувства долговечны, и мне кажется, они сохраняются еще и через память, благодаря в том числе слову, как устному, в семейном предании, так и письменному. Таким образом жизнь, хоть она и лишена какого бы то ни было смысла в критериях телеологии, обладает практическим предназначением: ведь то, как мы живем, может улучшить переживания других людей, даже тех, кому еще предстоит родиться. А значит, есть некоторые (спорные, поскольку сложно определить критерий) основания говорить и о ее ценности. Для меня-то это очевидно, как аксиома.

И как раз подводит ко второй причине завести дневник. Первая — чтобы было что почитать с удовольствием, если вдруг придет такой каприз. А вторая — потому что я чувствую себя счастливой. Раньше этого не было, и я понимаю, что так будет не всегда, вот и заготавливаю «консервы счастья», хочу сохранить не только для истории, но про запас на черный день. Как другие варят чатни или квасят капусту.

Откуда это счастье? Чему радуешься, Джен? Живешь в жутковатой современной комнатенке. Маленькое окошко с металлической рамой выходит на хозяйственный двор, стойки для велосипедов, мусорные контейнеры и кухонные баки. Раскладной диван, подоконник, стол, стул. Кухонька и ванная в цокольном этаже. Ванная вечно занята. Дома-то было чуточку получше.

Подруги… Есть, но отношения с ними не такие близкие, не то что с родителями или со Сьюзан и Бекки из школы. Молли из нашего коридора оч. симпотная, с Энн тоже, м. б., подружусь по-настоящему. М. из «Эммы»? Та по виду индианка — Малини, кажется? Немножко пугливая. Так что радостью от прекр. дружбы мое счастье не объяснишь.

Учиться мне нравится, притом что я никакая не зубрила (хотя мама с папой так не считают). В школе я, правда, успевала, но без надрыва, народ в классе был не оч. продвинутый, так что без особ. конкуренции — зато учителя были отличные. В последнем семестре трое из них подготовили троих из нас так, что мы поступили. Вот это я понимаю, коэффициент эффективности!

Тут, во всяком случае, учиться здорово, хотя есть сомнения, что при назначении донов в колледж и университет хоть в какой-то степени принималась во внимание их способность учить. У б-ва с этим совсем плохо, и они демонстративно предпочитают заниматься собственными делами.

Наука мне нравится, но не до самозабвения, как некоторым.

И не влюбилась пока тоже. Парня у меня нет. Честно говоря, иногда малость не по себе от полового дисбаланса. Сидишь на лекции, студентов человек пятьдесят, а студенток четыре-пять. К тому же многие университетские девушки (сами-то мы называем себя женщинами), честно говоря, не ахти, ноль интереса у парней. А мы, остальные, в знак солидарности тоже стараемся не кокетничать.

С выбором парня лучше не спешить, подумать как следует. Если только это не любовь как гром среди ясного неба. Я достаточно романтична, чтобы допустить малюсенький шанс такого поворота событий. Хотя достаточно прагматична, чтобы понимать: вряд ли я стану намного счастливее, чем сейчас, так что в каком-то смысле — а нужен ли мне прекрасный принц? (Ходила на той неделе в джаз-клуб на Майлза Дэвиса. Так один парень из колледжа Св. Иоанна на полном серьезе уверял меня, что самое трогательное в вальсе Белоснежки («Когда ж мой принц придет?») — это легкая просторечность этого «когда ж» — так и видишь малограмотную девчонку из Гарлема, как она стоит на балконе съемной квартиры и мечтательно смотрит на соседские трущобы… Может, и так.)

Так откуда она, эта глупая эйфория? Отчасти, думаю, дело в самом городе. Я правда обожаю его кварталы из потемневшего кирпича, и речную дымку, и холодные утра, даже сейчас, в мае. А потом из всего этого ты вступаешь в великолепный внутренний двор между Кингз-, Тринити- и Куинз-колледжами — и все это скаредное, пуританское, холодное, экономящее каждый грош на отопление вдруг отступает прочь перед размахом и величием этих зданий, перед их шпилями и зубцами, перед разделяющими корпуса огромными пустыми пространствами: строители овладели наконец законами расстояния и времени и больше не считали обязательным строить тесно и плотно.

А еще… Папа часто говорит, что я «счастливица» — у меня, выражаясь словами Джейн Остин, «легкая натура». Это значит, что я «в этом мире как дома», в то время как некоторым в нем неуютно, они живут «наперекор». За научность наблюдения не поручусь, но что-то в нем есть.

Пожалуй, можно сформулировать и проще. Хорошо, что мне 19. Вот маленькой мне быть не нравилось — казалось, что все самое интересное проходит мимо. И ясно, что не понравится, когда стукнет 35, 40 или — господи помилуй! — 50. А 19, 20 и т. п. — это так чудесно. Мне уже никто ничего не сможет запретить, и порой кажется, что нет того, с чем я бы не справилась.

Бывает, выключу уже свет и никак не могу заснуть от предвкушения предстоящих дней и недель. Надо держать ухо востро! Потому как «погибели предшествует гордость» [49] Пр. 16: 18. , «но не видит ничего, что под носом у него» и т. п. Но что делать, если меня распирает от счастья и зап*дло ходить с модной мрачной мордой.

Вот она какая, моя девочка. Любопытно, как начинает она с общестуденческих понтов — критерии телеологии, Гоббсов эмпиризм, — а чем дальше, тем больше про секс и наркотики. Вчерашние школьники взрослеют быстро.