Михаил Талалай - Цветы мертвых. Степные легенды [сборник litres]

«Полководцу посвящена самая красивая улица в Гельсингфорсе (Гельсинки), там же поставлена его конная статуя. Его могила на кладбище служит местом паломничества даже и для представителей крайне-левых течений».

Совсем рядом, в зеленом и спокойном лесу, где белки прыгают между могилами, похоронен президент Пасакиви, патриот, взявший на себя ответственность вести переговоры с Советами, со смелостью и с дипломатическим талантом, в защиту внутренней свободы и автономии страны.

Но немного посетителей задерживается перед его могилой. Признательность большому государственному деятелю затмевается славой Маннергейма, героя 4-х войн, отца Родины, «Георга Вашингтона Финляндии».

Маршал спит среди павших во 2-ую Мировую войну под массивным мраморным саркофагом: имя, две даты 1867–1951 украшены его гербом и девизом его рода: «Candida pro causa – ense candido» [3] За чистое дело – чистым оружием ( лат. ). .

Для Маннергейма эти слова не звучат фальшью.

Маннергейм – это тот, кто в 1918 году создавши из ничего первую национальную армию, вынудил капитулировать сов. войска и раздавил финскую красную гвардию. Это он в период ужасов голода и беспорядка создал в стране возможность залечить свои раны после гражданской войны, и, убедившись в удовлетворительном ее состоянии, через 6 месяцев, вопреки своим личным монархическим убеждениям, подписал акт об учреждении Республики и оставил власть.

Четыре месяца «зимней войны» 1940 года и необычное сопротивление финской армии сталинской агрессии сделали имя Маннергейма известным всему миру. Советская власть, которая была его врагом три раза, относилась к нему с уважением… Начатые переговоры о мире вынудили его покинуть страну и переехать в Швецию.

Барон Маннергейм, национальный герой Финляндии, 30 лет верно служил России, и в то время, как его компатриоты избегали русской военной службы, был зачислен в русскую Императорскую армию, где достиг чина полковника гвардии и был флигель-адъютантом русского Императора. Случай единственный среди аристократии его страны.

Участник войны с Японией, потом с Германией. Октябрьский переворот застает его в Румынии командующим 6-ой Русской армией. И только тогда, когда пал старый строй, которому он присягал, он почувствовал, «что нет ему больше места в русской армии» и вернулся на свою родину.

Его дом – музей-документ всей его причудливой карьеры, где Маннергейм всегда оставался самим собой, открывает его внутреннее содержание.

Шведский барон, русский генерал и финский патриот, он проявил себя российским генералом, понявшим с самого начала большевистского хаоса, что большевики губят ту страну, которой он, вернее даже верных многих русских, служил до последнего дня своей жизни в России. Не желая служить у узурпаторской власти, он оставил Россию, с которой в течении 30 лет делил и радости и горе.

Нередко, однако, приходилось слышать упреки по адресу Маннергейма в том, что он не выступил с молодой финской армией, только что им сформированной, против большевиков…

Вспоминая судьбы Маннергейма, невольно вспоминаешь и судьбу двух других генералов Российской армии, тоже гвардейских и тоже верно служивших России до окончательного падения старого порядка. Когда увидели, что старая Россия расползается по швам, как старый мужицкий тулуп, они заняли ответственные посты на Юге России в отделившихся ее частях. Я говорю про генералов Скоропадского и Краснова. Их положение было очень похожим на положение Маннергейма. И ему и им пришлось лавировать среди подводных камней «националистически» настроенных всевозможных политических авантюристов для того, чтобы создавать свои армии. Но положение у всех трех было таково, что нужно было давать подачки и самостийникам и даже притворяться таковыми самому.

Сколько людей спасли эти генералы от расправы большевиков, скольким удалось совершенно спокойно уехать заграницу (а не в Доб. армии), не приняв участия в общей борьбе с большевиками.

Эти «самостийные» течения не позволили Маннергейму двинуть финскую национальную армию на взятие Петрограда. А то, что он оставался преданным старой России, доказывается его отказом присоединиться к Гитлеру для похода на Ленинград в последнюю Мировую войну.

Скоропадскому не позволили формировать свою армию недальновидные немцы. Но все-таки, он, под носом у немцем, сумел передать Атаману Краснову тысячи винтовок, сотни орудий, миллионы патронов, часть которых Краснов, «смывая в водах Дона», передал Добровольческой армии генерала Деникина. Генерал Краснов тоже был связан по рукам и ногам, создавая предварительно достаточно сильную Донскую армию, державшую два года огромный донской фронт.

Если бы вся Россия поделилась на такие самостоятельные куски, то они легко могли бы быть воссоединены для создания «Новой России».

Но лозунг «Единая, Неделимая», с неясной для крестьян программой, висел в воздухе, пугая местных националистов, самостийников, не идущих на союз с добровольцами. Это мешало общему делу. Рано было делить шкуру еще неубитого зверя, нужно было раньше ее добыть всеми возможными средствами, а потом уже решать, делима ли она или неделима.

Генералы Маннергейм, Скоропадский, Краснов были плоть от плоти, кровь от крови Российской Императорской армии и желали лишь одного: объединения всея России любыми средствами и способами, помня, что Россия не раз была под угрозой разделов и переделов и что для примера не стыдно было Вел. Князю Московскому Ивану Калите пойти на поклон в Орду, чтобы обмануть бдительность Хана. Не стыдно было генералу Краснову заигрывать с немцами, дабы получит столь необходимое для борьбы с большевиками вооружение. Не стыдно было Скоропадскому и называться гетманом, если этот титул мог ему помочь в воссоздании Родины. Трудно допустить, чтобы эти генералы были самостийниками.

Политика и дипломатия требуют не только умения держать язык за зубами, но и обманывать. И возможно, если бы немцы не были разбиты в 1918 году и остались бы на Украйне, то совсем иная была бы судьба России и наша. Если немцы вывозили продукты из России, то они были враги, а вот союзники с другого конца делали то же самое, уже ничего не платя или получая за бесценок. Но немцы, повторяю, были враги, а союзники – «союзниками».

Мнение многих русских людей (да и не только русских): «Если бы все были такими генералами, как Маннергейм, Скоропадский, Краснов – большевиков не было бы».

«Родимый край», Париж, январь-февраль 1966, № 62, С. 10–12.

Ангеле Божий, хранителю мой святый, на соблюдение мне от Бога с небеси данный. Прилежно молю Тя: Ти мя днесь просвети и от всякого зла сохрани. Ко благому деянию настави и на путь спасения направи. Аминь.