Игорь Родин - Сын Эреба

— Ну да. Случайности не случайны, — хмыкнул шофёр. — Это ещё Чжуан-Цзы подметил в те времена, когда Александр Македонский воевал с персами, Карфаген с Сицилией, а ольмеки, как цивилизация, покатились в упадок.

— Историю любишь?

— Кто не помнит своего прошлого, обречён на то, чтобы пережить его вновь.

— Ага, Джордж Саньтяна. Это мы тоже проходили. А твой Чжуан-Цзы кстати, одну очень умную вещь сказал в довесок к прочему. Кстати, как раз по поводу воров. Знаешь какую?

Шофёр хитро улыбнулся, но не стал ломать игру и простецки спросил:

— Какую?

— Если украсть крючок с пояса, будешь казнен, а если царство — коронован.

— Звучит в данном контексте двусмысленно, — хмыкнул шофёр.

— И не надо сейчас играть словами. Я о прямом смысле. Настоящие воры, они там, где-то высоко в небесах. В уютных офисах банков, в премьерских и президентских кабинетах, в роскоши вилл и яхт. А я так, босяк и крадун. Хотя про корону, если понимать под ней мою, звучит тоже изящно, — улыбнулся всё же старик. — Только с царство я ещё не наворовал, и вряд ли получится. Времени мне уже не хватит. Да и сил.

Неожиданно он закашлялся, будто поперхнулся, сильно, с надрывом, даже стал поколачивать себя легонько кулаком по груди. Шофер терпеливо ждал. За окном вечер, смазанный ливнем, незаметно перетёк в непроглядную ночь. Даже фонарей не оказалось на той дороге, куда они вырулили. Лишь косые струи, да мокрый неровный асфальт мелькали в свете фар. Старик угомонился и шофёр поинтересовался:

— А что так?

Старик помолчал, раздумывая с ответом, потом коротко и буднично бросил:

— Рак.

— Лёгких?

— Нет. Инфильтративный рак желудка. Он трудно определяется. Вот лепилы и проморгали. Теперь, значит, лечу в Германию, лечить терминальную стадию. Поможет, как думаешь?

— Надежда — единственное, что осталось на дне ящика Пандоры, когда все несчастья оттуда вылетели, — туманно пояснил шофёр. — Сестричка Лахезис даёт жребий, то есть, то, чем ты живёшь, и следит за его, жребия, исполнением, Клото плетёт нить твоей судьбы, а Атропос её неотвратимо перерезает. Прошлое, настоящее и будущее, всё кончается одинаково — щелчок ножниц.

— Про надежду мне больше понравилось, — скривился старик, повернув лицо анфас.

Шофёр посмотрел ему прямо в глаза. Серьёзно, без улыбки. И вдруг заметил в очередном всполохе, что глаза у старика не чёрные. Они зелёные. Просто огромный зрачок раздавил радужку в почти незаметную тонкую окружность. Так бывает, когда глаза смотрят в темноту.

Или когда человеку очень больно.

Старику было больно. Рак пёк его, не переставая, изнутри. И только великая сила воли и врождённый оптимизм не давали показать, как ему на самом деле плохо. В этом тщедушном теле шофёр услышал тонкий звон стального стержня, на который был насажен неказистый каркас.

И он сделал выбор.

На перекрёстке с мигающим жёлтой тревогой светофоре он вывернул направо, впереди оказалась парковая аллея, короткая и плотно усаженная густыми купами кустов. Пролетев её, «Ока» забарабанила баллонами по брусчатке недлинного моста через речушку. Мелькнул в свете фар и исчез белый указатель с чёрными буквами: «Ерик Кисст». А потом понеслась тёмная унылая промзона с размытыми дождём очертаниями неровных бетонных построек и кособоких разновеликих кирпичных труб. Из некоторых валил даже чёрный прибитый непогодой дым. И разом стемнело, сумерки судорожно скакнули из-под мостовой, поднимаясь зримым уровнем, как вода в затопляемом корабле.

— Куда это мы? — заозирался старик.

— Так короче, — коротко пояснил шофёр.

— Хм, тебе с горы виднее.

Дорога стала вдруг петлять, сузилась, и чем дальше они пробирались по этим местам, тем становилось всё темнее. Даже фары не высвечивали уже ничего вокруг, кроме коротких конусов с лоскутами асфальта и косой штриховкой ливня. Неожиданно и фары вдруг потухли, хоть шофёр и не касался выключателя. С досадой крякнув, он подёргал рычаг, стукнул по панели, но те не зажглись. Старик сохранял спокойствие. Темнота окутала кабину, оставив за стёклами только смутные силуэты и тени. Тем не менее, как бывалый и готовый к таким поворотам, шофёр не сбросил скорость, а лишь немного придержал сцепление. И внезапно бодро сообщил:

— Что ж, приятно было пообщаться. Приехали!

Потом развернул «Оку» и резко дал по тормозам, так, что полетели брызги на капот и в лобовое стекло вдруг ударил из ниоткуда яркий слепящий свет. Старик прищурился и даже прикрыл глаза ладонью, татуированным скарабеем ко лбу.

— Это что? Вот же отгрохали аэропорт! Я слышал, что ремонт ему дали, но чтоб такое светопреставление! Некуда было денег казённых вбухать?

— Лучик надежды, — тихо пошутил шофёр. — Рассчитаемся?

— Обязательно, — полез в боковой карман старик. — И тебе спасибо, добрый человек, за хлеб, за соль, за беседу мудрую. Приятно было помурчать!

Он выпростал кулак, протянул его к шофёру. Тот раскрыл под ним ладонь и когда старик разжал узловатую длань, выпали платой извозчику две маленькие блестящие жёлтые монетки. Шофёр поднёс их к глазам. Монетки легли одна аверсом, а вторая реверсом. С аверса красовался профиль бородатого царя, а реверс распушился двуглавым когтистым гербом. Это были царские империалы. Два золотых червонца.

— Благодарю, — кивнул шофёр и засунул драгоценности в нагрудный широкий карман комбинезона, прикрыв клапан.

— Бывай, ямщик!

Старик легко выпрыгнул в ночь, благо, дождь как раз перестал лить, а просто докапывал последние капли, будто с облегчением в туалет сходил, и теперь тряс небесными причиндалами где-то невообразимо высоко, за границей видимости и туч. Потом старик обернулся, помахал сухой жилистой ручкой, улыбнулся фиксами и повернулся к свету. Шаг — и он растворился в нём, как в плотном тумане или дыму. Свет поглотил худое поджарое тело, будто и не стояло тут никого, будто и не было никакого старика, будто и не ехал он долго по залитым ливнем улицам к своей далёкой, почти недостижимой цели.

— Прощай, старик, — в тиши салона сказал шофёр в пустоту, продолжая сидеть, сжав в руках руль. Так продолжалось какое-то время.

Шофёр смотрел, как постепенно свет начинает меркнуть, потом закурил, развернулся и уехал.

Покручивая в пальцах китайскую палочку для еды от приконченной недавно порции лапши «удон» с говядиной, овощами и соусом, шофёр поджидал нового клиента. Он, то выделывал ей замысловатые восьмёрки, то вдруг задумчиво пытался ковырнуть в зубах. Но конец палочки был слишком толст для такой манипуляции.