Елена Блонди - Вот роза... [СИ]

— Хорошо, — засмеялась Лора, тоже вставая. Она не хотела идти туда, в темные деревья, и с неловкостью прикидывала, как бы отказаться, чтоб не обидеть Настю. Но та не пригласила.

— Танцы… — повторила задумчиво, — слушай… ну завтра…

— Что?

— Нет. Ничего. Иди спать, все равно скоро Наденька припрется.

Засыпая, Лора немного погрустила о том, что завтра не будет Коляна, это не очень правильно, они же поцеловались, значит, вроде как вместе, и хорошо бы теперь танцевать уже по-другому, пусть девчонки видят. А потом он пойдет ее провожать. Пусть Олежка обзавидуется, какая Лора классная, в нее влюблен мальчик, пусть худой и белобрысый, зато катались на мотоцикле.

Грусть размылась, исчезая куда-то, а на ее место в сонную уже голову пришла испуганная и сладкая мысль. Завтра танцы. И там будет Олежка. А вдруг он все-таки ее пригласит? Наверняка пацаны тоже растрепали, что Лора каталась на мотоцикле, и значит, она уже не детский сад вторая группа.

Никогда бы Лора не подумала, что ей понравится кукольный театр. Она даже в детстве кукольных представлений терпеть не могла. Но в субботу, сидя на длинной скамейке в облаке гвоздичного одеколона, которым все брызгались в надежде отогнать комаров, хохотала вместе со всеми, глядя на грубо свернутых из цветных тряпок героев, которые скакали над краем ширмы.

Ширма тряслась, тени показывали, как стоят и ходят, натыкаясь друг на друга, кукольники, иногда ругаются и сами хохочут, сгибаясь так, что ведьма или домовой пропадают со сцены и после выныривают снова, болтая в свое оправдание всякую чушь. И зал, то есть ряды скамеек, заполненные школьниками и принаряженными деревенскими, взрывался от нового приступа смеха.

Сбоку, скрестив руки на груди, стоял руководитель театра. Худощавый и светлоглазый мужчина в русой короткой бороде и таких же русых подстриженных кудрях. Дожидаясь паузы в действе, меланхолично вставлял пару слов.

Например, говорил:

— Ну, все. Пошла плясать губерния…

Или:

— Импровизируют, черти. Тоже надо…

И все снова смеялись и хлопали.

Потом артисты покинули ширму, гуськом пошли между рядов, протягивая ребятам кукольные ручки. Те их пожимали, девочки визжали, когда арлекин или петрушка набрасывались на них, обнимая за шеи и тыкаясь в лица тряпичными поцелуями. А Сашка Перебейнос сорвал аплодисменты, приняв боксерскую стойку и разыграв кулачный бой с печальным Пьеро, который азартно отлупил соперника по растрепанной голове, с завыванием читая какие-то грустные вирши.

Режиссер шел позади, театрально хватаясь за голову:

— Разрушители концепций! Во что превратили комедию дель арте! Впрочем, всем ура и спасибо!

Лора, стоя и хлопая вместе со всеми, нащупала в сумочке непонятно зачем взятую открытку. Протянула русобородому, когда остановился рядом, раскланиваясь.

— А дайте автограф! Пожалуйста!

Мужчина улыбнулся, с удивлением разглядывая горящее лицо и улыбку. Вытащил из нагрудного кармана шариковую ручку и чиркнул пару размашистых строк.

— Почему я, кудрявый эльф? — спросил, возвращая.

Лора засмеялась.

— Так вы же главный. Спасибо вам.

Мужчина приложил руку к карману с шариковой ручкой и раскланялся, под новые аплодисменты. А на эстраде, где уже свернули ширму, загудел микрофон, заныли старые дребезжащие колонки, распеваясь.

Лора танцевала. Рядом старательно танцевала Инна, стесняясь и не зная, куда девать длинные руки в пышных рукавах белой блузки. Скачущие песенки сменяли одна другую, пока ребята не стали кричать, скандируя:

— Медляк, хотим медляк, ну Галина Максимовна-а-а!

Большая фигура трудовички махнула черной против света рукой, покоряясь. И колонки заныли сладко-печальное:

Лора, задыхаясь, отошла к беленой стене, локтем ощущая руку Инны, встали рядышком, глядя, как толпа разбирается парами, и, топчась, пары медленно заполняют пятачок перед высокой эстрадой.

И вдруг, между плеч, голов и опущенных друг к другу лиц — одно, под растрепанной светло-рыжей челкой, глаза, прямо в глаза Лоры, и показалось, сразу в сердце.

— Ой, — сказала Инна, дергая Лору за руку, — ой, сюда идет.

Но та не слышала, смотрела, не отрываясь. А он шел, улыбался и протягивал руку, приглашая.

После первых печальных слов, таких радостно-медленных, случилась в музыке пауза. И Лора шагнула навстречу протянутой руке, вкладывая в нее свою. Оглянулась, невнимательно досадуя на какую-то помеху. Кто-то с другой стороны шагнул, точно так же, как она сама, и замер, когда Лора сделала следующий шаг, уже прижимаясь к груди под распахнутой рубашкой.

— Что? — сказал Олежка сверху, щекоча ее ухо теплыми губами и еще сильнее прижимая к себе.

Лора молчала, боясь снова оглянуться, боясь увидеть на этот раз совсем ясно то, что думала — показалось. Настя, в своей обтягивающей мини-юбочке, в батнике с модным рисунком, с тщательно завитыми локонами по плечам, шагнула, протягивая руку навстречу Олежке Рубанчику. И осталась за их спинами.

Вечер субботы после танцев был для Лоры таким, словно она попала в сказку. И не одна. Музыка стихла, а сказка только началась. Галина Максимовна, собрав мальчишек, оглядела их строго и сказала таким же строгим гудящим голосом:

— Завтра выходной, утром на розу не едем. Так что, гуляйте до половины двенадцатого, но!

Могучая рука поднялась, сжимаясь в кулак.

— Если хоть кто из вас полезет драться, нахулиганит, или еще чего доброго, попробует выпить!.. Я вас этими вот руками… И не посмотрю, что уже большие. Вам ясно?

— Ура! — вразнобой закричали пацаны, оглядываясь на стайку цветных девочек, своих и нескольких местных, стоящих поодаль в деревянных позах, — ура и ура, мы будем самые тихие! Самые-самые!

— Угу, — поморщилась трудовичка, выразительно поднося руки к ушам, — оно и слышно. В одиннадцать тридцать, как штык, спать. Мы с Надеждой Петровной лично проверим.

Лора, будто плывя внутри себя, улыбалась, стоя в уже расходящейся толпе, искала глазами Инну, а той как-то не было видно. И вдруг рядом возник Олежка, тронул ее опущенную руку.

— Погуляем?

И они ушли, ни разу не обернувшись. Хотя Лора подумала с раскаянием, о том, что Инна, наверное, станет ее искать, но сразу подумала и дальше, та зевала под конец вечера, скорее всего, вернется в дом, и сразу заснет, как привыкла дома, под крылышком мамы-медсестры и папы-врача, в полдесятого уже в постели, в любой день в любом месте — сама так говорила. Про Настю Лора подумала тоже, очень быстро и коротко, и не стала дальше, потому что непонятно, то ли Настя врала ей про Олежку специально, ведь он похоже, нравится ей самой. То ли…