Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Ранним утром они ехали обратно, Пеший насвистывал что-то, посматривая на молчаливую Киру.

— Волнуетесь, да?

— А? Что?

— За мужа.

— Конечно. Так нелепо. Сначала моя нога, теперь вот — его.

Она вспомнила свои мысли про Илью, о будущем, которого у них нет, слишком уж разница в возрасте, но теперь их придется отодвинуть, пока эта нога не заживет, не бросать же мальчишку, которому, сам признался, херово без Киры. Пусть даже это временно, пока ощущает себя беспомощным, какая разница, главное, ты можешь ему помочь. Ах ты, мироздание. Утомилось изобретать оригинальное, постановило, пусть будет снова нога, чтоб вы продолжали быть вместе, соединяя опыт и наив, отягощенное прошлое и сверкающее настоящее. С пломбиром «Малышам».

И похоже, мироздание право. К чему множить всякие сущности, если можно добиться своего попроще.

— Смеетесь. Хорошо. Жалко, смыли свой загадочный макияж. Я еще не насмотрелся.

Он улыбался, и Кира мысленно еще и еще подтолкнула его в нужную сторону. Ты есть, Олег Пеший, не как отражение темного прошлого, а — сам по себе. Интересный мужчина, с интересной работой. Умеющий радоваться помидоркам Олеси и жареной барабульке. Не размывайся, бледнея и становясь оболочкой, ждущей заселения чуждого духа, живи человеком.

— Спасибо вам, Кира.

Она покраснела, будто вслух нечаянно проговорила высокопарные мысли и те стали смешными.

— За эту странную ночь. Знаете, она могла превратиться в самую обычную. Извините, скажу. Лето, юг, вино, номер, кхм, люкс. Мужчина и женщина, все такое прочее. А вместо этого — ваше лицо и платье, все эти передвижения по горным дорогам, внезапный еще раз ужин и такая гроза! Это врежется в память.

Он помолчал, а машина, блестя на ярком уже солнце густым вишневым глянцем, въезжала на тенистую улицу, где маленький автовокзал.

— Я тут еще вспомнил, про этот дом. Тоже странно, а вчера, когда рассказывал вам, совершенно выпало из памяти. Тут когда-то случились криминальные разборки. Хозяин дома, он исчез, так и не нашли, а друзей его, которые в доме были, их убили, в перестрелке. Говорят, такая же была гроза, накатила и пошла себе дальше. Ну, у нас не кино, там стоял бы дом пустой, проклятый. А тут — отремонтировали и дальше жить. Ценность — жилье на юге. Я бы вас отвез в Керчь, но у нас уговор с Никитовичем, за дочкой сегодня поедем, в Саки.

— За дочкой? А. Да. Нестрашно, спасибо. Мне всего-то полтора часа автобусом.

У Киры было еще минут сорок до отправления рейса, и Пеший тронул ее за локоть.

— Набережная в пяти минутах. Не хотите?

— Хочу.

По широкой, сонной и блестящей от утреннего солнца улице они спустились к пляжу, почти пустому сейчас. Белые столбики балюстрады нестерпимо сияли в утреннем свете, и вода так славно набегала на гальку, перемешанную с крупным песком.

— Я бы выпил кофе. Но, кажется, все закрыто еще?

Кира указала на распахнутую дверь в небольшое кафе, выходящее терраской прямо на пляж.

— Там?

Они вошли внутрь, встали у стойки, сонная молчаливая девушка отвернулась к сверкающему кофейному автомату.

— Кира, — шепотом сказал Пеший, подталкивая ее локтем, — в углу…

В темном углу сидели двое. Парень в полосатой майке и шортах. И с ним — девушка с лицом двух цветов. Левая половина бронзовая, правая — черная. Кира раскрыла глаза, забыв про кофе. На девушке была черная тишотка, и на ней — яркий рисунок. Тонкая женская фигура, с руками чуть в стороны. Будто держит рвущихся псов. По бокам фигуры ярились два звериных силуэта.

— Пойдем уже, — уговаривал парень, — поспим хоть.

— Щас. Я мороженое только.

— Да там одна жижа уже. Пошли, Сонь, я тебе другое куплю, в магазине.

— Щас, — медлила Сонь, возя ложечкой в стеклянной розетке.

Зевнула, поправляя волосы. Тронула пальцем цветной макияж.

— Не размазала, не?

— Нормально. Все равно умываться.

— Еще чего, — обиделась Сонь, — я теперь так буду. Ходить. А классно было, да? Такой нон-стоп. У меня ноги гудят. Ладно, пошли.

Они прошли мимо, блеснул утренний свет на лице Киры, которое уносила в начатый день незнакомая Сонь.

Пеший повернулся к ошеломленной спутнице. Кира встала, поманив его рукой, вышла тоже, к проволочным стеллажам, на которых зевающая тетечка развешивала сувениры — картинки и фотографии, цепляла сбоку банданы, тишотки с надписями, браслеты-фенечки.

— Это… — Кира показала на тишотку, и тетечка охотно принялась за работу:

— Дама Кокто. И драконы. Краска хорошая, не облезет. Триста рублей. Вот банданы еще. Может, картиночку? Тута она вообще, гляньте, красавица какая. Это местный наш художник рисует. Нет? Ну, а краски? Вот набором. Уголь и бронза. Золотая, значит, и черная вот. Сто писят. Девушка. Ну возьмите хоть вот! Вчера вся набережная брала. Карнавал же. Вы были? Нет? Так снова ж будет.

Отбившись, они выпили, наконец, свой кофе, и еле успевая, побежали по пляжу.

— Говорите, нет тут легенд, особенных, только для этого места? — засмеялась Кира, шлепая по прохладной утренней воде босыми ногами.

— Как я не замечал? — Пеший быстро шел рядом, и тоже смеялся.

Впереди маячила тонкая фигурка, в светлой рубашке, в подвернутых джинсах. Кира споткнулась, пошла медленнее, всматриваясь. Девушка подошла ближе и оказалась не ей, не Кирой. Просто совсем молодая девчонка, шла, опустив голову, пинала воду, решая какие-то свои проблемы, то улыбаясь, то хмурясь. А на скулах ярко блестели две наведенные пальцем полоски. Золотая на левой и черная на правой.

— Привет! — сказала ей Кира.

Девушка удивленно кивнула, улыбнулась и пошла дальше, удаляясь в сторону Хамелеона.

Все будет хорошо, мысленно пожелала ей Кира, обязательно. Все будет хорошо.

— Ты, наконец, решила? Насчет паспорта?

Кира вздохнула, застучала по клавишам в ответ.

— Куда деваться. Решила, да. Завтра положу на тумбочку. И свалю на прогулку. Пусть будет, что будет.

— Ладно. Я за тебя пальцы подержу. Иллюшищу мои приветы.

— Передам.

Она закрыла болталку и встала из кресла. Пересела на тахту за шторой, где валялся Илья, устроив ногу в гипсовой лонгете на подсунутой подушке. Внимательно глядя в смартфон, играл во что-то, под пальцами пикало и взрывалось.

Кира потрогала забинтованную коленку.

— Тебе от Ники тыща приветов. Болит?

— Не. Угу, ей две тыщи. Пока лежу, хорошо. Кира? — он положил смартфон, синие глаза осияли ее вопросительным светом.

— Что, кот-перекот?

— Мне теперь работать много нельзя, там же в машине сгибаться, и на коленках. Доктор сказал, через неделю снимут, а дальше все время связки беречь. Как мы будем?

— Как-нибудь, — беззаботно сказала Кира, — у меня небольшая работка все время есть, мерси Пешему.

— Нога пройдет, я его убью, — пообещал Илья сердито.