Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Сидя напротив, на краю пустой постели, Кира сложила руки на коленях.

— Зачем? — это был тот главный вопрос, который перевешивал все остальные, горькие, упрекающие, возлагающие вину. Он был как бы нейтральным, вопросом из области наблюдений. Зачем ты делал это со мной? Какова была главная цель? Самая главная?

Она не стала разобъяснять подробно. Замолчала, ожидая ответа. И Мичи, вероятно взвесив новые обстоятельства, ведь перед ним сидела не испуганная девочка, чья преданность оказалась преданной, такой вот каламбур, а взрослая женщина, которая сумела все вернуть и осмелилась пережить наново, кивнул. Расположил руки перед собой, ладонями вверх, будто держал в каждой по яблоку.

— Каждая ступень вверх похожа на вогнутую чашу.

Ладони сложились, углубляясь. Лицо над ними было спокойным, опасно безмятежным, будто он в силе, с щекоткой подумала Кира, не я, а он. Не боится. Читает свою лекцию, потому что — не боится признаться в чем-то главном.

— Или — гнездо. В нем уютно. Но форма делает шаг вверх почти невозможным. Слабые попытки лишь возвращают тебя обратно. Нужна большая сила, Кира, чтоб шагнуть за пределы гнезда. Во всех смыслах. Если не сдюжишь, снова упадешь на дно. Останешься там. Так мироздание защищает свои достижения. Стабильность. Нужно, чтоб все было крепким. Стабильным. Основательным. Но…

Прикрытые веками глаза открылись, взглядывая в расписанное лицо.

— В систему мироздания входят и свободные элементы, которые вне лестницы, вне жестких структур. Бродяги. Неудельные. Так тебя называла мама? И сейчас называет.

Он улыбнулся.

— Они вечно лезут, куда не надо. Делают не то, что предписано. Встревают. И даже когда подчиняются правилам миропорядка, делают это так, что правила рушатся. Структуры расшатываются. С ними приходится бороться. Да-да, конечно, они нужны, как нужны открытые форточки, для свежести воздуха. Но кто-то же должен следить, чтоб их бестолковая суета не выстудила комнаты напрочь. Не разрушила то, что возводилось миллионами лет.

Светлая голова отечески качнулась из стороны в сторону.

— Надзор над свободными элементами тоже входит в структуры порядка. Если кто-то чересчур, его приходится, как тебе объяснить… ослабить. Сделать мягче, послушнее. Вот и все.

Руки опустились на колени. Плечи пошли вверх и вернулись на место. Лицо приняло мирное, почти ласковое выражение.

— Это я — чересчур? — уточнила Кира.

— Да. Так получилось. Везде, во всех реальностях, вернее, во всех пластах, переплетенных и переслоенных, ты Кира — королева. Не с короной, не на троне дурацком. Но твое ослиное упорство, твоя никому не нужная работоспособность, направленная так нелепо — не на насущное! Ну хоть бы ты чего-то добивалась, общественно значимого. Или — для себя. Карьеры. Денег. Признания. Славы! Так нет. Таким, как ты, нужно одно, сразу выскакивать за пределы. На другую ступень. Вы…

— Подожди. Значит. То, что ты делал со мной? В прошлом. Это вот все, — она хлопнула по мягкой пружинистой постели, — это чтоб ослабить? К порядку призвать? Ты отдал меня этим уродам!

— Ты предложила сама.

— Мне было всего шестнадцать! И ты меня обманул! Анчар?

Мичи кивнул.

— Живой он был. Обманул. Ты ведь тоже обманула самого близкого человека — маму. Выстроила такой обман, я до сих пор восхищаюсь. А что до возраста… Иногда приходится работать с детьми. Если о них что-то ясно. В твоем случае не сразу. Тебя наблюдали. Но ты такая тихая была. До времени. Думали, обойдется.

— Кто? Кто думал? Кто все это делал?

Мичи пожал плечами. И промолчал. А Кира вспомнила маяк, пустой, который ходила зажигать, свои прогулки, изменения в привычном мире. Она и правда, ждала, что за всем этим стоит некий человекообразный добрый дедушка или мрачный демиург в черном плаще? Или инопланетная напасть в виде пришельцев, вирусов, обезумевших машин? Не в этом разе, мысленно рассмеялась быстро промелькнувшим картинкам. Не в этом разе, Кира. Ты несколько лет выходила из дома, чтоб мерно шагать, встраиваясь в сам мир, а не в те образы, которые адаптированы для упрощения восприятия. И тебе это нравилось. Ты умеешь думать без слов, слышать без мелодий, ощущать без поименования чувств. Зачем тебе образ врага? Тем более, он уже есть. Создан по твоим собственным желаниям, выращен из твоего сердца.

— Ладно. Я поняла. Выбери сама, Кира.

— Есть нечто светлое, — он указал на ее скулу, покрытую бронзой, — и нечто темное. Дальше ты знаешь сама. Единство и борьба, свет и тьма, дуализм и бла-бла-бла. Как вы смеетесь, ну, мы смеемся — борьба бобра с козлом.

— И нечто темное сопротивляется тому, чтоб я увидела свет? Даже если я не умею его никому показать? Я не пишу картин. Не пишу стихов. Да черт, я даже на пианино одним пальцем. Все, чему я научилась, это не бояться видеть окружающий мир. Пытаться снимать то, что вижу. Какая во мне опасность?

— Я уже сказал. Своими трепыханиями ты можешь изменить не свой мир, а мироздание в целом. Ему этого не надо.

В балконные двери смотрела луна, совсем круглая, с пятнами на бледном лице. Такая привычная и такая чудесно странная в своей неизменной привычности. Огромный тяжелый шар, волшебно висящий в пустоте. Сколько раз Кира смотрела на него, ошеломленная и восхищенная привычной картиной. И не могла привыкнуть. Висит. Тяжелая, круглая, смотрит. Асмр. Мурашки по локтям. Ощущение торжественной песни мироздания.

И вдруг оно вот такое?

Она подняла руки и пальцами коснулась скул. Вытянула в лунный свет, показывая сошедшие на кожу пятна. Бронза на левой руке, бархатный уголь — на правой.

— Ты лжешь. Может быть, с точки зрения гнезда, одной только ступеньки, ты и прав. Ты говоришь — темнота и свет. Добро постоянно сопровождается злом. Ты знаешь, что собаку девочки Катерины зовут Хати? Я посмотрела, в книге. Хати — так звали волка, который гонится за луной. Черный волк, который хочет сожрать свет. А на самом деле Хатка — чудесная псина, живет в старом лодочном гараже вместе с отцом Кати — рыбаком Степаном. Так вот. Эти краски — они обе со светлой стороны. Потому что я выбираю шагнуть туда, где можно обойтись без зла.

— Так не бывает, Кира, — Мичи покачал красивой головой. Говорил с мудрой печалью. Как тогда, вспомнила она, наполняясь яростью, когда подталкивал меня к грязи, делая ее из чистоты. Из преданности и беззаветности.

— Может быть, раньше не было, — согласилась она, — но — будет. Мироздание не стоит на месте. Пусть даже боится само. Присылая таких, как ты. Но ты не полиция и не страж всего мира. Ты страж одного гнезда, Мичи. Трясешься за него. Твой миропорядок разрушится, если кто-то сумеет шагнуть дальше. Выше.

Она замолчала, ожидая насмешливого «уж не ты ли». Но по выражению его лица поняла, а ведь так. Именно она. И где-то в других местах и других временах еще кто-то. Казалось бы, неудельные, непонятые, ничего особенного не совершающие. Не ведущие за собой и не проповедующие новых истин. Просто сами идут туда, выше, в мир, где добра станет больше, чем зла. Просто так. По определению.