Елена Блонди - Прогулка [СИ]

— Мам? Я не нашла кексов. Я вечером посмотрю. Слушай, тут картинка. Рисунок. В старой коробке. И два карандаша. Это кто рисовал?

— Ты, — удивился в трубке мамин голос, — ох, Кира, неужто не помнишь? Ты так прекрасно рисовала. Но все одно и то же. Какую-то волшебницу с цветным лицом. Или принцессу? Жалко, всего один рисунок остался.

— А карандаши, мам? Они откуда?

Мама помолчала в ответ. И Кира снова прочитала ее молчание. Я не помню, или не знаю, но скорее всего, забыла, и это ужасно, нельзя, чтобы кто-то понял.

— Ну как, откуда. Из магазина карандаши. Я тебе покупала. Все время. Они же копейки стоили. Я и краски тебе покупала, акварель, медовая. Ох, ты еще пыталась их съесть, лизала, проверить, на мед. И куда что девалось? Как в школу пошла, рисовать перестала. Совсем. И оказывается, не помнишь даже.

В голосе мамы зазвучало торжество.

— Да, мам, — покаянно сказала Кира, — совсем дырявая память. Как всегда.

Опоздала.

Слово упало на Киру внезапно, она вполне себе спокойно стояла в магазине, рассматривая флаконы с шампунем, решала, купить ли хлебный или порадовать Илью пивным. И вдруг, резко, с паникой, будто вспомнила, что нужно ехать, билет пропадет, день перепутала, нужно срочно бежать собираться, и то неясно, успеется ли.

Больше всего на свете Кира не любила таких авралов, когда все бросать и срочно хвататься за новое. А тут еще непонятно, к чему паническая мысль толком относится.

Да что? В чем дело? — Хотелось спросить у себя самой на быстрой дороге обратно, по улицам, придавленным нежданным июньским зноем, после грозового начала месяца таким неуютным, неудобным.

Дело было в маленькой Кире, которая из прошлого крикнула, наверное, так. Позвала. Или нет? Или она там не подозревает, что опасность совсем рядом, подошла незаметными вкрадчивыми шагами и стоит, ухмыляясь. Тогда тем более нужно поторопиться. Предупредить. Но как?

Радуясь, что нога почти уже не болит, Кира быстро шла, минуя пятнистые тени, проходя жаркие солнечные пятна и снова уходя в тень. И злилась на то, что совершенно не понимает, куды бечь, за что хвататься. Хорошо всяким профи, медиумам или сновидцам, их держат определенные ритуалы. То свечки зажечь, сказать нараспев мантры-заклинания, войти в транс. То улечься, готовясь и закрывая глаза. А как быть Кире, в ее прорванной в неожиданных местах реальности, где каждый шаг или уводит куда-то или — вовсе нет. И происходит это по-разному, без всяких шаблонов.

Может быть, ее нынешний портал — та скамья в тени, вокруг люди, а она стоит пустая, приглашает. Или выход в переулочек, закрытый буйной нестриженой бирючиной. Или — родной диван в комнате, легкий ветерок, колыхающий шторы. Вопрос. В дни мерных прогулок этот вопрос не стоял, потому что Кира могла спокойно сосредоточиться. Видела вокруг себя многое, а еще, чутко слушая себя, отмечая тонкие изменения в себе и в мире, делала верный шаг. Как сделать его, если в мозгу бьется паническое — опоздала…

Она с неудовольствием и одновременно с раскаянием подумала про Илью. Если он дома, нужно приготовить парню поесть, он так трогательно заботится, занимаясь всякими мелкими ремонтами, и это прекрасно конечно, но добавляет Кире обыденных хлопот, не успеешь оглянуться, разогнуть спину, выжимая в ведро половую тряпку, а уже глухая ночь и нужно поспать хоть немного, чтоб выглядеть на свои навранные мальчику тридцать восемь, да хотя бы на свои привычные сорок два, а не усталый полтинник. Но он старается. Но сейчас лучше бы умотал в какую командировку. Или на тренировочные сборы.

Будь я писателем, подумала Кира, проходя тенистый двор и уже вынимая ключи, я бы его и отправила, аккуратненько, чтоб не мешал заново проживать прошлое. Но в жизни кто знает, сколько все продлится. Не выпинывать же парня на месяцы.

Мысли эти мелькали, совсем не мешая Кире все глубже погружаться в панику. Тот самый метафорический поезд уже гудел, свистел и лесенки в вагоны с лязгом убраны, успеешь ли, Кира?

В квартире, к ее облегчению, было пусто, и вторым слоем сознания она успела поволноваться за мальчика: с его размерами и весом уходить в тягостный зной по всяким делам не очень умно. Лучше бы жару пересиживать дома, устраивая себе фиесту, ну, может он где в тенечке, понадеялась Кира, сходу разбираясь с кошачьими горшками, — сидит себе, пьет холодное пиво, и правильно, и молодец.

Она ушла в душ, быстро окатилась горячей водой, зная, так прохлада на коже продержится дольше, завернулась в простыню, и в комнате свалилась на диван, вытягивая гудящие ноги, мокрой головой на подушку. Закрыла глаза, стукая сердцем и понукая себя. Ну… Ну, давай же. Увидь, что там происходит.

И через пять минут мучений села, глядя перед собой. Это было, как призывать сон в совершенно бодрую голову. Пустую, как у пластмассовой куклы.

Хорошо быть героем, сердито подумала Кира, прижимая к животу подушку и взбивая влажные волосы, таким — суперменом или просто героем фильма, который в момент катарсиса, йээхх, как собрался да как выдал. А тут сидишь пнем, время утекает, и ничего. Ничегошеньки.

Она сердито открыла лаптоп, выискивая, к чему бы придраться. Искать долго не пришлось, все было не то и не так. Ненужные сейчас обновления тормозили работу, фоторедактор заблудился в собственном интерфейсе, с рабочего стола пропал ярлык папки с архивными фотографиями.

Еще этот Пеший, вспомнила она ни в чем не повинного редактора, уперся со своим «страхом». Теперь Кира ждет, когда Пеший пришлет новую тему, а он затаился, видимо, выжидая, когда ей надоест ждать.

Машинально, уже медленно (все равно поезд ушел, опоздала, неудельная Кира) она открыла папку, наугад тыкнула в желтый квадратик вложенной, не прочитав названия.

И подалась к мерцанию монитора, держа руки над клавиатурой, как пианистка.

В маленьких квадратиках превью развертывалась история. Вернее, это было похоже на календарик, потому что под каждой картинкой кучерявилась подпись, имитирующая рукописные буквы.

Февраль. И — две головы за стеклом автомобиля, солнце на белом глянце, небо синее-синее, поворот горной дороги.

«Он возил меня, на побережье, ехать было страшновато, из-за льда на серпантине».

Кира быстро осмотрела ленту подписанных квадратиков. Последний гласил «июнь». А на картинке была темная роза, положенная на перила, рядом с тонкой, слегка загорелой рукой.

По числу месяцев папок должно быть пять, прикинула она, держа курсор на первой, но их больше. Названия папок просто дублировались, как не бывает обычно, а тут шли подряд «февраль», «февраль», «март», «март», «март», и потом целых пять апрелей. Но всего один май.

Это число свиданий, поняла Кира. Маленькой Киры и Мичи. И если открыть папку, в ней будут снимки. Того, что происходило.