Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Все оставляю до утра, приказала себе и заснула, не видя снов.

Илья не пришел и не позвонил. Кира попробовала сама, послушала голос оператора. Ах, отключил, ну и хрен с тобой, золотая рыбка. Поговорив с дочкой, неспешно сделала домашние дела, вторым слоем сознания отпустив поводок воспоминаний на максимальную длину. Маленькая Кира в прошлом обживает свой временный дом. Дом ее взрослого счастья. Сейчас там, знала Кира, одно лишь персиковое счастье с бежевыми подушками низких диванов. Да без краев — постель, в которую ложиться третьей совсем ни к чему. Пока она там полностью в своем счастье, понимала Кира, к ней невозможно достучаться. Если что-то случится, прошлое позовет само, как позвало недавно, сорвав из реальности магазина, где стояла с флаконами шампуня в руках.

К вечеру Кире стало нехорошо. Не от прошлого. Она волновалась за Илью, и просто скучала по его медвежьим шуткам и щенячьей радости. Ужасно обидно, что все так вышло. Если бы поднял трубку, помирились бы.

Тут она вспомнила, как стоял с раскрытой косметичкой. Достала ее и рассмеялась, шевеля пальцами две купюры по пятьсот. Мальчик-то оказался прижимистым. Вытащил практически все, сколько там было, тысяч шесть или семь. Благородно оставив Кире в семь раз меньшую сумму. Конечно, нужно сделать скидку на возраст, пацан совсем, наверняка кинулся все прогулять, завивая горе веревочкой. Но резонный вопрос, если он так вот, йэхх, то почему Кира должна теперь экономить на хлебе? Как будто не она варила ему еду и стирала шмотки!

Скомкав купюры и снова сунув их в кошелек, опять набрала номер и набирала его еще раз десять, сперва желая накричать, снова упрекая, потом просто спросить, к чему это все — вот так. Потом решила предложить помириться, не доводя ситуацию до абсурда.

На одиннадцатый раз набрала другой номер.

— Алло? Олег? Добрый вечер. Как там ваше «под виноградом»?

— Не очень прекрасно, — сокрушенно признался явно обрадованный Пеший, — но я не теряю надежды.

— Я приеду. Завтра. Если в том еще есть…

— Конечно, есть! Кира, вы меня очень обрадовали!

— Только я хочу заранее с вами договориться.

Она держала трубку у скулы, а сама улыбалась. Если он не дурак, там, под виноградом, то конечно, понимающе улыбается тоже. Женщина, которая заранее предупреждает о своей недоступности, чаще всего поддается на ухаживания. Это Кира знала и по себе.

— Я замужем, извините, что напоминаю, вдруг вовсе не в тему. Но все равно. Приеду исключительно обсудить рабочие моменты.

— Согласен!

— И было бы здорово, если б вы носили за мной штатив.

— Э-э… что?

— Штатив, — пояснила Кира, — он тяжелый. Новые места, я буду их снимать. Поможете?

— Всенепременно! Вы поедете утренним?

— Да.

— Езжайте сразу до Коктебеля, — решил Пеший, а за его радостным голосом слышались еще голоса, мирные, ведущие вечернюю беседу (под виноградом, усмехнулась библейской картинке Кира), — я вас встречу и прогуляемся. Потом в Никишино, к нам.

— Под виноград.

— Это самое важное. Да. До завтра, Кира? До встречи?

— До встречи.

От своего целеустремленного нахальства Кира сама растерялась. Но обдумав, кивнула себе. Ничего катастрофичного. Коты все равно не дадут загулять надолго, да и в загул она не собирается, после ссоры с Ильей о всяких нежностях и думать противно. Но привязываться к домашнему очагу, который, тем более, оказался не нужным, не с руки и незачем совершенно. Она взрослая, самостоятельная женщина, иногда чересчур мирная, точнее мирящаяся с попытками мужчины сделать из себя предмет интерьера, такой — всегда в пределах кухни и спальни. Но если попытки становятся чересчур настойчивыми, место мирной Киры занимает Кира-воительница, и пусть мужчина считает ее истеричкой, стервой и так далее, тому подобное, главное, она снова отвоевывает свое место в этой реальности.

Тем более, Илья, в отличие от прошлых ее привязанностей, обо всем этом поставлен в известность. Если не поверил — его грусть.

Маленькая Кира тоже слышала правду о себе, подумала Кира, бросая вещички в рюкзак и в сумку. Он говорил ей. Не скрывая. Потому что иногда правда выглядит любовным враньем или обычной такой болтовней. Илья, наверняка, тоже решил, что Кира болтает…

Тут она поняла, что слишком много думает об Илье, проверила собранные вещи, кошелек с пресловутой тысячей и мелкими купюрами. Насыпала котам сушки, приготовила наутро пакетики с кормом. И легла спать, уже предвкушая поездку и приятно волнуясь.

Пеший ждал ее на первой остановке поселка, там, где дорога только надумала спускаться к морю, а стороны света распахивались, показывая дивно сверкающую бухту, схваченную по сторонам горными кряжами.

На остановке толпился летний народ, цветные рубашки, шорты, платья и панамы, но Кира узнала его сразу. С холодом по мокрой от автобусного пота спине — не по маленькой аватаре в почтовом ящике. Он улыбался, высокий, с широкими плечами под светлой рубашкой, в вытертых джинсах с продранными коленками. С коротко стриженой головой, отливающей бледным пепельным золотом. Щурил светлые глаза на твердом загорелом лице.

Лицо, как топор, вспомнила Кира свои слова, сказанные тридцать лет назад, о другом мужчине, потому что не может он быть им — великолепным Мичи маленькой Киры.

Нет, конечно, это не он, решала она, говоря какие-то пустяки и кивая в ответ на его пустяки, отдавая тяжелый штатив в черном чехле, и идя рядом по узкой тропинке в сторону от шоссе. Не более он, чем любой мускулистый блондин не старше сорока. Наверное, не старше. И почему она вообще решила, что Пеший — ее ровесник?

— Олег, простите, — перебила светскую болтовню, призванную заполнить паузы в общении мало еще знакомых, — а вам сколько лет?

— Тридцать семь. Говорят, я выгляжу старше. — озаботился Пеший, проводя по волосам свободной рукой.

— Врут. На свои и выглядите. А как вас по отчеству?

— Павлович.

Кира хотела уточнить, уверены, что не Вадимович? Или, к примеру — Дмитриевич? Но не стала, чтоб не выглядеть дурочкой. Успокойся, Кира Львовна сорока семи лет. Мичи было столько, сколько сейчас Пешему, значит, встреть ты его, вряд ли узнала бы в седом мужчине под семьдесят стройного учителя физкультуры, о котором вздыхали школьные красавицы. Олег Павлович даже не сын ему. А будь все сказочно так, вдруг Мичи идет через годы, не меняясь, ты поняла бы по взгляду или выражению лица — узнал. Если, конечно, тебя саму можно узнать через тридцать лет.

— Вы очень похожи на одного моего знакомого, — легко сказала, следуя за ним по тропе, — из прошлого, он в школе работал, учителем.

Спина Пешего ничего не выразила, и походка осталась такой же мерной. Он быстро оглянулся, Кира видела — из вежливости, чтоб она не говорила с лопатками под рубашкой. Засмеялся на ходу: