Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Надо просто поехать и забрать ее обратно. Так мило сидели, беседовали. И в разговоре все странное отдалялось на расстояние говоримых слов. Как те эссе и чужие картины, воспевающие нереальность, на сайте, затеянном им непонятно зачем. Думал, чтоб заполнить пустоту после расставания с Аной. Но работал не слишком охотно, пару раз сайт закрывался, когда забывал оплачивать хостинг, тогда прикормленные авторы и рекламщики писали письма, что-то присылали, и приходилось все возобновлять. Хотя выгоды работа практически не приносила, то на то и выходит, смеялся он, рассылая мелкие гонорары из денег, полученных за размещение некрупной рекламы. То есть, ни денег, ни вдохновения, ни бескорыстной увлеченности. Пока не увидел ее фотографии в сети. Нельзя сказать, что, оп, остановилось и снова забилось сердце. Нет, было так, словно кто-то невидимый мягко повернул его голову, смотри, вот оно. И он послушно посмотрел. Увидел. Работы, и правда, были хороши. Бесполезно хороши, понимал он, потому что в огромном массиве открытой информации были картинки ярче, зазывнее, без тончайших оттенков и смыслов. А были и подобные Кириным, нельзя назвать ее снимки немыслимым откровением. Наверное, так сошлись звезды. Кто-то другой споткнется о видение другого автора. Или о другие тексты. И возникнет еще одна ячейка, гроздь, орнамент, мозаика с заполненными пустотами. Задышит, оживая.

Он сел в машину, которая дожидалась у ворот снаружи, и медлил, привычно потирая колено. Сказал себе вполголоса:

— Словно. Будто. Вроде. Наверное… Ты, вроде как не в себе, уважаемый редактор Пеший. Олег Павлович. Интересно, почему она спросила об отчестве. Ах да.

Сравнивала со старым знакомым, вспомнил он. Вытащил мобильник, мигающий и курлыкающий.

И вот он едет туда, с опаской прислушиваясь, вдруг снова придет тошнота, набросится, делая его слабым, никчемным.

Дорога то открывала темный воздух, расписанный нижними огоньками и верхними звездами, то завешивалась густой черной зеленью. В стороны отходили узкие проезды, чаще тупички, чтоб уловить машины без тормозов, не давая им кинуться с обрыва, пару раз — просто боковые проселки, кокетливые, ухоженные, с зазывными плакатами.

…Странная дама на обочине. Кругом темнота и ночь, а фары высветили вечернее платье до пяток и расписанное, как на праздной набережной Коктебеля, цветное лицо. Махнула рукой вслед.

Пеший резко затормозил, сдал назад, поглядывая в зеркало и на дорогу. Кира стояла на обочине, держала в руках длинный штатив, похожий в сумраке на зачехленную винтовку в фильмах. У ног примостился рюкзак.

— Я, — удивленно повинился Пеший, подхватывая рюкзак и отбирая штатив, — не узнал совсем. Извините. Что думаю, за красотка тут заблудилась.

— Вас не смущает? — Кира тронула пальцем черную скулу, усаживаясь и подбирая подол длинного платья. В разрезе открылась нога до самого бедра, босая.

— В окрестностях Кокто? Ну что вы. Тут всего насмотришься. Там сегодня ночью как раз карнавал. Вы решили туда? Всех покорить?

За красками не было видно выражения лица, и Пеший не понял, удачна ли шутка.

— Я решила, туда, — рука в прихотливом орнаменте вытянулась, указывая на темный склон с белеющим на нем домом.

Вместо вежливого вопроса-извинения, мол, вы не против, а то мы так и не доехали…, в салоне повисла пауза, отчего ее ответ прозвучал, как приказ.

Пеший кивнул. И машина двинулась дальше. Им осталось преодолеть еще два поворота.

— Там гостиница, — заговорил Олег, взглядывая на укрытые текучим шелком колени и белеющую босую ногу, — Никитыч рассказывал, дом долго стоял пустой, что-то там было, нехорошее, давно. Потом перекупили, потом снова что-то. Теперь опять новый хозяин, постоянно люди, а раньше только частное владение. Номеров не сдавали.

— Вы много о нем знаете.

— Да? — Олег удивился, обдумывая, кивнул с новым удивлением, — почему-то да. Я вдруг спрашивал, у хозяина. Хотя тут отелей сто штук. Кругом торчат.

Машина ехала совсем медленно. Кира, тоже с удивлением, сбоку посмотрела на водителя. И вдруг поняла, незаметно натягивая подол на бедро. Его прошибло. Ах, как не вовремя. Облизывает губы, замолкает, теряя нить. И смотрит искоса, будто ворует. На ее ноги. Ей стало смешно и досадно одновременно. Если бы не поглощенность воспоминаниями, было бы еще и лестно, все же не девчонка с юной кожей, но к вниманию мужчин Кира привыкла. Отдаленному вниманию. Как сердилась Светильда, они от тебя шарахаются, мам. Но шараханье не мешало мужчинам смотреть четко определяемым взглядом. Опять же, не девочка, чтобы пропускать, не поняв.

— Потом, — мягким голосом пообещала Кира.

Олег замолчал на полуслове.

— Э-э-э, да?

— На набережную потом, после дома, — пояснила Кира, — если захотите. На карнавал.

— О! Конечно! Уверен, вы станете там королевой, Кира. В своем прекрасном платье.

Дом уже навис над машиной, в свете фар заблестели свежеокрашенные ворота.

А может быть, подумала Кира, сидя с руками на коленях и глядя на круги света перед собой, может быть, все правильно и мне на руку. Может быть, все совершается, как надо ему совершаться.

— Вы хотите тут, рядом? — осторожно спросил Пеший, тоже глядя на ворота.

— Нет. Я хочу внутрь, — она перевела взгляд на яркую вывеску с зеленой надписью из огоньков «Есть свободные номера!»

— Олег, вы можете снять нам номер? На одну ночь? Сейчас.

Он кашлянул и вылез из машины, встал у ворот, нажимая кнопку переговорного и оглядываясь на неподвижную спутницу. Калитка открылась, показывая невысокую толстенькую фигуру, и после короткого разговора Пеший вернулся, наклоняясь к раскрытому окну.

— Он говорит, внизу, у бассейна, занято все. Есть только второй этаж и дальний корпус, что за этим, новый. На втором люкс свободен. Сразу над лестницей.

— Пусть люкс, — безмятежно ответила Кира.

Пеший хмыкнул, прокашливаясь, но устоял. Вернулся снова к хозяину. И усаживаясь в машину, пока открывались ворота, доложил Кире с видимым облегчением:

— Если утром съедем, до двенадцати, то платим полцены. Всего выходит полторы тысячи за ночь. Я сказал, что мы журналисты. Вы не против, Кира? Они любят прессу, реклама в интернете, такое-прочее.

Она кивнула, проезжая мимо понимающей ухмылки хозяина, с которой тот осмотрел цветное лицо и голые плечи. Когда Кира вытащила штатив, ухмылка исчезла, сменяясь готовно радостным уважением. И она с виноватой теплотой подумала об Илье. Его подарок. Сработал, как надо. Не стесняясь в выражениях, Илья тогда гордо заявил, пока она вертела тяжелый штатив «я сразу ей, девушка, мне штатив попижжее, чтоб все падали аж».

Бассейн был на месте. Удивительно, тридцать лет, а почти не изменился, плетет свои лазурные сетки, плеская в белые бетонные борта мелкими волночками. Разве что зонтики вокруг стали другими, с яркими надписями про пепси и черниговское. Да шезлонги не полотняные, туго натянутые на алюминий, а белые, пластиковые.