Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

Но слишком долго думать не было времени. Оказалось, Шанелька проспала долго, и времени — испить кофе, перекусить, собраться и выбежать. А ведь еще нужно заняться питомцами, чтоб не оголодали и до следующего утра жили в чистоте и уюте.

Занимаясь быстрыми хлопотами, она урывками пыталась додумать все эти мысли, о знаках в жизни и во снах. Сны — штука странная, думала, меняя в клетке воду в прозрачном поильнике и выпустив его высочество прогуляться по кухонному столу. Мало того, что осмысляемые подсознанием реальные события перемешиваются, сон еще имеет свой собственный словарь, и это так увлекательно, попытаться понять, откуда взялись те или иные символы. Во-первых, сон берет на вооружение то, что ты сама вычитала или услышала. Общие символы. Сон знает, что мясо снится к нездоровью, а выпавший зуб к потере друга. Потому что ты сама знаешь это. Читала в сонниках. Но еще сон пользуется аллегориями и сравнениями самостоятельно. Замерзла нога, высунутая из-под одеяла, получай картинку, как ходишь по льду босиком или бредешь по стылому ручью. Болит голова, пока спишь? А вот тебе картинка, услужает сон, показывая, как на бедную голову нахлобучивается тесный шлем или башка застряла в какой-то норе. И не физическое тоже. Одолевают мрачные мысли, думаешь их, используя сослагательное наклонение, столь нелюбимое Крис, и сон послушно продлевает, разворачивает, то буквально, а то пользуя символы (смотри подуманное выше).

И как понять, что из этого является просчитанным оптимумом, которым подсознание отчитывается, выдавая яркие картинки возможного развития событий, а что просто отчетное, об уже происшедшем. Или — реакция на звуки и прочие раздражители, что приходили к спящему телу. Шанелька хмурилась, и улыбалась, насыпая корма Марьяччо, унося в туалет его горшок и гремя сухими чистыми опилками.

А еще эти странные сны, которые повторяются, перенося в места, где никогда не была. Но от повторений кажется, можно не просто описать этот город или это побережье, а даже составить карту.

Она еще раз проверила клетку, помахала принцу и ушла в комнату, села, беря на коленки кота и жалея, что пора собираться, чтоб не опоздать.

Карта. Карта, составленная по снам. Может быть, именно в этих нездешних местах Крис из новой сказки будет искать свое сердце, украденное тоже во сне?

Марьяччо разнеженно мурлыкал, обхватывал лапами запястье и бодал ладонь, тыкаясь носом в пальцы. Шанелька и сама чуть не замурлыкала, умиляясь ласковости котика. И поглаживая, чтоб без них поменьше скучал, снова задумалась, теперь уже не о сказке, которая бродила вокруг, пока еще поодаль, поглядывая и тайно улыбаясь. А о том, куда же девать бедного кошачьего парня. Просить Крис оставить его у себя это уже полное свинство, попробуй помири любимых крысиков (Шанелька была уверена, что принцу Мориеси недолго осталось куковать в одиночестве, не зря Крис каждую свободную минуту проводит на форумах крысоводов, высматривая подросших и раздаваемых малышей) и кота-охотника. Но и везти домой, в самолете или поезде… Можно, конечно, озадачить котом Марианну с Просперо. Как бы свадебный подарок. Но жить они будут в этой своей трешке, там толпа, а вдруг не уследят, выскочит, потеряется. Или поссорится с каким альтом, еще хуже — с контрабасом.

— А-а-а, — шепотом закричала Шанелька, убитая вспыхнувшими картинками о квартире, где живут не люди, а музыкальные инструменты, а люди ждут их в консерватории, куда, приходя, флейты и скрипки открывают шкафы, вынимают подручных, и полируя мягким бархатом, объединяются для игры.

Это тоже можно было бы написать. Наверное. Но первый восторг прошел и Шанелька, сваливая дремлющего кота в кресло, решила, нет, какая-то получается чересчур выпендрежная сказка. Сама она таких никогда не любила, где все меняется местами и дальше автор юзает и юзает эти перемены, нет, подмены, призывая читателя восхититься его вывернутым умом. Нет. Это неинтересно. Пусть остается для зубоскальства и словоблудия, как болтовня о пальто, что пришло и само звонило в дверь. А сказка, она должна быть, как тот новогодний шар, который привез ей в подарок Дима. Хрупкая и прекрасная, такая, чтоб даже дыхание заставляло ее нежно звенеть. Даже взгляд. И тогда ее хрупкость станет крепче железа, потому что написанное переселится в душу и запечатлеется, продолжит там жить. Дышать.

Вот так надо. Шанелька вытаскивала из дорожной сумки те самые белые шорты из плотного атласа. Натягивала тугие колготки, красиво бликующие на коленях и икрах. Застегивала на груди жемчужные пуговки укороченного топа без лямочек. Вот так надо! И как здорово было бы суметь именно так.

Поверх белого с блеском легла матовая ажурная ткань цвета слоновой кости, совсем простая, пробитая одинаковыми прорезями, которые, натягиваясь и драпируясь, стали разными, превратились в изысканный узор, просвечивающий то нежным загаром на талии, то приглушенным атласным блеском на бедрах и груди. Складки упали, скрывая колени, до самых щиколоток. Но скрывая, показывали все линии тела. И Шанелька, поворачиваясь перед зеркалом, грустно порадовалась тому, что загорала и плавала, и не успела еще набрать зимних килограммов. Вот только главный повод показать себя-прекрасную увы, не состоя…

Она строго оборвала мысль. Взмахнула подолом, цепляя пальцами ажурные дырки. И только выгнулась соблазнительно, обжигая отражение взглядом женщины-вамп, как Марьяччо напал на край платья, а заодно на ступню, затянутую в красивые колготки.

Пришлось совсем не по-вамповски отдирать брыкающегося кота от дырок в трикотаже, одновременно спасая колготки от лап с когтями.

— Фу, — сказала красная растрепанная Шанелька неясному силуэту кошачьей башки за узорчатым стеклом двери, — ну ты паршивец, Марьяччо. Ничего не смыслишь в роковой красоте.

— Криси, — убитым голосом сказала она в телефон через полчаса, стоя в прихожей в расстегнутой курточке и пытаясь запихать под ее короткий подол ажурные складки длинного платья, — кошмар и ужас, как я поеду, у меня все торчит! Как баба на чайнике!

— Платье? — догадалась далекая Крис, — м-м-м, залезь в шкаф, там висит мой черный плащ, длинный, с поясом.

И еще через десять минут Шанелька спускалась по ступенькам из подъезда, затянутая в суровый сыщицкий плащ с поднятым воротником. Разница в росте сработала, как нужно: из-под черного подола еле выглядывали носки вишневых полусапожек и плащ приходилось придерживать рукой, чтоб не наступить, падая носом в осенние листья, мягко светящие под желтыми вечерними фонарями.

В зале на Преображенке Крис оглядела слегка раздраженную подругу, замученную плащом, а та встала с лавочки, ссутулилась, суя руки в глубокие карманы.