Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

— Не засни тут, в холоде. А я уже свалюсь. Завтра едем пораньше, еще забрать принца Гэндзи у заводчицы.

— Хорошо, — послушно ответила Шанелька, перегибаясь через холодные перила и вытягивая шею, — о! Иван Данилович, добрый вечер!

— Спит ваш кот, — донесся с нижнего балкона густой голос, полустертый порывами ночного ветерка, — а я вот, перекурить.

Крис тоже подошла, так же свесила голову, разглядывая руку с сигаретой, клетчатое плечо и седые волосы на макушке.

— Мы к вам завтра, на чай, — посулила Шанелька, — пустите? Ненадолго. Я уезжаю вот. Вечером. Что?

— Жалко, — громче повторил Деряба, — чего ж быстро так? Эх. Ладно, как соберетесь, приходите, научу варить. Желтый китайский.

В сумрачной комнате, захлопывая дверь и отгораживаясь от ночного света и смутного гула шоссе и дальних новостроек, Шанелька засмеялась, беря свою косметичку и удаляясь в ванную:

— А ты говоришь, никто не клюет. Вон Деряба опечален моим отъездом. Мужик, чо!

Нежный и одновременно сильный голос певицы наполнял теплое нутро машины, делая все томным и значительным. Иногда европейские ритмы сменялись чуть заунывными восточными и подруги покачивались, мурлыкая в такт иноземным словам. Притормаживая на светофорах, Крис поворачивала голову, проверяя, как там, в небольшой клетке на заднем сиденье чувствует себя высокий принц крови Гэндзи, за которым они заехали к заводчице, растрепанной девушке с мягкой улыбкой и черными, как ягоды, глазами.

А Шанелька молчала, уютно грустя и вспоминая, как пару часов тому они посидели в квартире старика Дерябы, отхлебывая из плоских пиалок янтарный чай с крупными неровными чаинками. По ковру носился Марьяччо, пугая свое отражение в зеркале старого шкафа, Крис внимательно слушала Ивана Даниловича, а Шанелька, время от времени ставя свой чай, снова и снова подходила к большой карте, такой — странной.

Это была карта мира, да. Но одновременно — карта слов. Каждый материк и каждый остров, реки, горные кряжи, морские впадины и заливы — все было подписано не одним названием, а сразу несколькими. Мелко, на разных языках, и из разных времен. Белые, вернее, желтоватые от времени плоскости морей и материков слова заполняли густо, придавая им волшебный объем, будто через лупу Шанелька смотрела не на буквы, сплетенные в слова, а внутрь, в глубину, такую, почти бесконечную.

— То мой друг делал, Андрей, второй помощник на «Аяксе», — Деряба покачал фаянсовый чайничек и наклонил над подставленной Крис пиалкой, — сильно книжки любил. Хочу, говорит, Данилыч, такую карту сделать, чтоб на ней все имена были, от древних греков до наших вот. А как стал делать, то и за голову взялся. Сильно много всего. Но упорный мужик, никак не бросал, раз, говорит, в одну не вмещается, сделаю другую. А еще, говорит, поверх той сделаю кальку, чтоб, значит, еще больше поместилось. По временам. На вовсе старую — поновее. А там еще поновее. Когда я с «Аякса» списался, он мне ту, самую первую подарил. Я вот думаю, сделал ли, как хотел. Но потерялись мы, уж лет двадцать не знаю, где он да что.

— И рисунки, — очарованная Шанелька вернулась к дивану, беря на колени уставшего, наконец, Марьяччо, — в детских книжках бывают наподобие, но тут совершенно прекрасные, как старые гравюры.

— Они и есть, — кивнул Деряба, — книжек он гору переворотил, тушь с перьями специальными покупал, когда в Японию заходили. Так что там и парусники, и зверье всякое. Вовсе сказочное зверье, как то древние про мир думали.

Он густо засмеялся, щуря маленькие глаза.

— Договорился с капитаном, ночами торчал в рубке, ее ж никуда не разложишь, здоровущая. Раз наляпал чернилами, вся вахта ходила с синими подошвами.

— Какой молодец, — Шанелька слушала и одновременно готовилась попросить, чтоб старик взял кота, избавив Крис от дополнительных хлопот.

Но Деряба вполне ситуацию понял и сам предложил, так что просить не пришлось, а согласились девочки охотно, с одобрением рассмотрев в коридоре и в кухне расставленные по ранжиру кошачьи горшки и миски.

Все это радовало Шанельку, хотя к маленькому Марьяччо она успела привязаться. Ну, что ж, на то они и коты, знала она, чтоб из любого угла прыгать прямо в сердце.

Улыбнувшись, она тоже повернулась, поглядеть на сановного Гэндзи, но за прутьями того было почти не различить, и Шанелька стала смотреть на дома и перекрестки, подернутые пеленой холодного дождя.

— А все-таки, оказалась карта не мира снов, а мира слов, еще одно просто совпадение.

— Не просто, — возразила Крис, — сама вечно со мной споришь, про знаки. Она же тебе понравилась?

— Еще бы!

— А другую ты напишешь сама. Она будет прекрасная, и твоя. Для твоего мира, как эта карта — для мира Дерябы.

Автомобиль дернулся и почти встал, медленно переползая в пробке на пару-тройку метров. Как хорошо, что мы заранее едем, думала Шанелька, можно не волноваться. А уже почти совсем темно, и фонари расплакались через мокрые стекла. Я увожу хорошую погоду. Наверное. Приеду домой и будет видно, точно ли увезла.

Ей снова стало тоскливо, от того, что дома опять думать о Диме. Она и сейчас о нем думает практически постоянно, но, как на той карте штурмана Андрея, поверх мыслей о Диме накладываются полупрозрачной калькой другие дела и переживания, и все равно, главная, основная часть неумолимо просвечивает, особенно там, где становятся реже верхние рисунки, вот как сейчас.

Ничего, решила Шанелька, я это переживу. У меня есть Тимка, коты и мама, и целый выводок мелких читателей в библиотеке, а еще тут, рядом, но уже скоро далеко — Крис, и котик Марьяччо со стариком Дерябой. И другой выводок — постарше — музыканты консервы из трешки в Железке. Со временем все керченское и крымское, связанное в воспоминаниях с Димой, освободится от них и снова станет ее — Шанелькиной жизнью. Видимо, не суждено ей состояться любимой женщиной симпатичного и веселого Димы Фуриозо. Ладно, придется стать андерсеном и братьями гримм впридачу, пытаясь шутить бодро, решила Шанелька. Тем более, уже почти приехали, и нужно думать, как перетащить в здание вокзала вещи через вечерний, уже густой и унылый дождь.

— Валерка обещался, — сказала Крис, накидывая капюшон и открывая багажник машины, — ну, как сможет. Сколько там у нас натикало?

— Восемь, — Шанелька подхватила сумку, уже покрытую каплями дождя, — час с копейками нам куковать.

— Нормально. Кофейку выпьем, в кафешке.

Таща сумку и рюкзак, они прошли под большой навес, углубились в гулкий вокзальный зал и, найдя в рядах кресел свободные места, встали, оглядываясь и скидывая с волос мокрые капюшоны.

— Эй! — из-за киосков вывернулась маленькая фигурка в здоровущем плаще, замахала рукой, торопясь, — мы тут, мы ждали-ждали!