Елена Блонди - Крис и Шанелька [СИ]

— Сейчас, — извинительно сказала Шанелька, — сейчас. Да, все уже. Я сама.

Вокруг топтались, ей показалось, десяток каких-то парней, все не старше Светочки, все блестели улыбками, и один почему-то держал над головой их синего орла. У всех были загорелые коленки и плечи. Лохматые и стриженые головы. Кивали ей, улыбаясь. Махали руками, забирая ее отсюда. От Костика с его угрозами и наскоками. И Шанелька, растянув губы в ответной улыбке, повернулась к возмущенному клекотанию.

— Да, Костя. Какие они. Такая и я. А ты, старый козел, извини, упругость потерял. И морщины эти. Фу.

На твердой круглой гальке, когда четверо, нет, пятеро парней убежали в воду, оря всякую ерунду и вздымая фонтаны брызг, она повалилась навзничь, раскинула руки, касаясь пальцами смирного орла на уголке расстеленного покрывала.

— Криси… Ты мой спаситель. Ты откуда этот жеребятник насобирала? Так вовремя.

— Сами насобирались. Они твою синюю птицу от кота спасли. Я тебя жду и вдруг смотрю — носят! Орла. Я к ним. Так и познакомились. Кота, кстати, зовут Алибек. Почему-то.

— Алибек уходит в горы, — машинально процитировала Шанелька название старой книги, — нет, там Алитет. А их как зовут?

— Мальчики, — Крис пожала смуглыми плечами, — они представились, но разве ж запомнишь. Жорик там есть, а еще Эдик. Разумеется, Сережа. Что ни рожа, то Сирожа. Как без него. Дальше не помню.

— Хор мальчиков? Эдиков? — предположила Шанель, глядя в ослепительное небо.

— Брр, нет! Сборы пловцов, в другом корпусе. Первый курс института физкультуры.

— О щасте. У них нет гитар!

Крис повалилась рядом и захохотала так, что с гальки взлетела толстая чайка, суматошно хлопая крыльями.

— Ну как ты его! Упругость потерял. Ты хоть сама поняла, что ляпнула? Он аж позеленел весь.

— Я про мышцы, — удивилась Шанелька, — они же рядом скакали, такие молодые все. Я ж еще про морщины. Стой. Думаешь, он подумал…

— Еще бы! А то я не помню, как Череп свою сексуальность впереди себя носит. Как, пардон, эрекцию, которая в штанах не помещается. Конечно, при слове упругость он сразу и потерял дар речи.

— Дар упругости. Криси, и почему я не казнюсь, как ото раньше?

— Видно, совсем он тебя достал. Расскажешь?

— Ох. Потом. Ты мне лучше еще раз. Про Алибека. И спасение орла отрядом Эдиков.

Эдики дико плескались в сверкающей воде, уже чуть окрашенной желтым послеполуденным солнцем. А Крис болтала, незаметно присматриваясь к спокойному лицу подруги. Нехорошо спокойному.

— Так, — сказала, прерывая себя на полуслове, — ты в истерике сегодня не будешь биться? И топиться не пойдешь? Шуточки шутками, но я же знаю, ты же не колода бесчувственная. Реакция еще впереди.

— Не пойду, — ватно ответила Шанелька, — обещаю. У меня язык заплетается. Я поспала бы.

— А жратки?

Шанелька закрыла глаза и помотала головой, перекатывая ее по гальке.

— Не могу. Никаких нет сил.

— Вампир — он и есть вампир, — проворчала Крис, — а самое обидное, Нелечкин, что ты его сегодня отлично накормила. Сейчас ходит там павлином, перед своей Светочкой, будто шампанского бахнул. И не будет тебе покоя, пока совсем не отклеишься.

— Погодь. Даже если мы судиться будем. Или подеремся?..

— Да. Любые с ним контакты его кормят, а тебя высасывают. Имей это в виду и отдохни, и потом ка-ак подкормись каким эдиком. Или жориком с сирожей. От них не убудет, вон прыгают, лоси подводные.

Шанелька не отвечала, с благодарностью закрывая глаза и лежа тихо-тихо. Настолько слабая, что не могла даже думать. Даже обижаться или переживать, и радоваться эдикам, а еще тому, что по нечаянности отбрила Костика, наступив на любимую мозоль. Не мозоль, сказала бы остроязыкая Крис, а, гм, понимаешь, да, на что. Успею, все успею после, думала расплывчато, сама расплываясь, растекаясь и разлетаясь под легкими порывами теплого ветерка, успею упасть в стыд и горестное изумление, успею испытать бешенство, успею сделать назло и сделать просто так. Жизнь подождет. Можно вообще ее отодвинуть. На потом. Или насовсем.

Но — роза.

Эта мысль была четкой, ясно очерченной, как очерчены в электрическом свете черные лепестки, мерцающие пыльцой, сказочно золотистой, будто кто-то пришел и осторожно напудрил нежные плоскости. Одна ясная мысль среди зыбких колеблющихся теней. Я не показала Крис самую лучшую розу. Значит, нельзя отодвигать жизнь насовсем. Или надолго.

Вечером в корпусе было ожидаемо шумно и истерически весело. Гремела музыка из актового зала, Шанелька отметила, пробираясь со штативом и фотокамерой мимо гитаристов, бандуристов и всяких дудочников, очень неплохая, какой-то неформальный заводной рок-н-ролл. В холлах на диванчиках витийствовали мужчины, то лысые, то бородатые, крепко в возрасте и крепко навеселе, окруженные девами и юношами, опять же с инструментами. Двери в сторону парка без перерыва крутились, сверкая стеклянными плоскостями.

И там, в почти уже черной бархатной темноте, просвеченной огнями фонарей и яркими окнами, орали и шумели гости.

Где-то я такое же точно… слышала и видела…

Так думала Шанелька, идя вместе с Крис в темноту, на дальние пятна цветного света за ветками.

Да, литературная тусовка — ничем не отличалась, разве что вместо гитар и дудок посетители таскали с собой самоизданные книжки и выхватывали из карманов молескины — увековечить гениальное, пока не исчезло из памяти.

— Ой! Я еще вспомнила!

Они шли совсем одни, по узкой витой дорожке, звук шагов улетал под черные, резко пахнущие хвоей сосны — парк оказался слишком большим для народного веселья, оно осталось там, у входа в освещенный корпус.

— Когда я приезжала. Вечером, вот точно так же, и мы стояли на балконе, в номере своем. А внизу какой-то издатель устроил нам цирк. Он сначала кричал. Стоя. Потом бегал по клумбам. Потом ходил на четвереньках и пытался так двери преодолеть. Головой бился. Не вышло, и он остался снаружи. Стал кидать телефон, в нас. Не докинул и тот улетел в опунции. А издатель вытащил бумажник и стал оббрасываться купюрами. Обсыпаться, в общем. Я не сразу поняла, мы смотрели сверху, а девочки стали смеяться, мол, да кивни ты ему. Крис, это он мне, оказывается, деньги кидал. Манил. Я там самая была лохматая, он с косых глаз только башку блондинистую и разглядел. Пытался меня закадрить.

— Вишь, какая востребованная, товарищ библиотэкарь. Умчалась бы с богатым издателем на авто, вся обсыпанная деньгами. А ты — книжки, книжки.

— Тьфу на него, еще с четверенек поднимать. Утром сказали, он из номера телевизор выкинул, с балкона.

— Хороший поступок. Все телевизоры всегда нужно выкидывать. С балконов. А что же телефон?

— Так и лежал до утра. Никто за ним в колючки не полез, так что товарищ издатель утром, похмельный, лазил там, кололся и угнетался. Потом винился перед администрацией. За поведение.