Елена Блонди - Дискотека. Книга 1 [СИ]

— Лена, — с упреком сказала Алла Дмитриевна в ответ на вопрос и на эти мысли тоже, — у меня сердце не на месте и руки трясутся, а ты мне — какой да сякой. Думаешь, у меня есть желание по сторонам глазеть? Папа должен был вчера еще улететь, а вот у них все перенесли, я волнуюсь. И ты еще.

— Что я еще? Ты же слышишь, все нормально.

Ленка старалась говорить четко, но негромко, выбирая слова. Поглядывала на двери маленькой комнаты, приоткрытые настороженной щелью. Там, в спальне родителей поселилась приехавшая бабка. И сейчас прикрутила громкость телевизора, слушая телефонный разговор. Если шептаться, она после всю душу вымотает, в обидах, что от нее секреты. Пусть лучше слышит. Но слова нужно выбирать.

Хотя, выбирая слова Ленка знала — не поможет. Все равно вымотает и все равно будут обиды. И злоба.

— Нормально? — изумилась мама в Симферополе, повторила язвительно, — да уж нормально. Танцы эти твои. Я ночей не сплю. Все думаю…

— Мам…

— Да! А вдруг случится что страшное? Пока я тут. Я тут, и ты там вдруг!

— Мама!

— Имей в виду… — мама умолкла и заторопилась, — мне пора, нам с папой нужно в магазин. Сережа!

В трубку ворвался далекий шум, голоса, видно, мама открыла двери телефонной кабины.

— Сережа, хочешь Ленке сказать пару слов? Или матери своей.

Ленка закрыла глаза. Ох, да пусть не захочет, а то придется звать бабку к телефону, ой, бабушка Лена, вас папа…

— Нет? Ну ладно. Леночка, мы тебя целуем, может быть, еще позвоним вечером. Поняла? Веди себя хорошо!

— Да, мам.

Ленка повесила трубку и сразу же ушла к себе, плотно закрывая двери. Села на диван, отодвигая раскрытую книгу. Обняла коленки и стала сердито слушать, как в коридор тут же вышла бабка и, топая тяжелыми шагами, заговорила вслух сама с собой.

— Хорошо! — язвительно бормотала, иногда повышая голос, чтоб внучке было слышно, — куды там, хорошо… ма-амочка… бута я тут мучию ее! Кабута голодом морю! Сама поехала, дом бросила (в кухне шваркнула о плиту сковородка), бута и не семейная женчина, а туда же — Ле-еначка… как ты там… тьху!

Последний выкрик сопроводился новым скрежетом.

Этого Ленка стерпеть уже не могла. Сунула ноги в тапки и, сузив глаза, распахнула двери комнаты. Сказала звонко в толстый ситцевый бок и жесткий профиль со сжатыми губами и брыластой щекой:

— Между прочим, она поехала сына вашего провожать, в рейс. А не просто так.

Бабка не повернула головы, мерно пронося ее к спальне, и уже там, разворачиваясь, отрубила:

— Нужна она ему там! Знаем, чего ездиют.

С треском хлопнула дверь. Закачалась над зеркалом в коридоре старая соломенная шляпа на ленточке.

Ленка подошла к закрытой двери.

— По себе меряете, да?

И ушла снова к своей, взялась за ручку потными пальцами, готовясь тоже хлопнуть. Двери спальни стремительно распахнулись.

— Ах ты нечись балотная! — зычным освобожденным голосом заорала бабка, ступая в коридор и щуря на Ленку яростные глаза, — стоит тута, стыд потеряла, сует мне в морду, слова она видите ли…

— Именно в морду, — согласилась Ленка, раздумав хлопать дверями и устраиваясь в проеме удобнее.

— Да ты… ты… — бабке явно не хватало слов и внучку это вполне устраивало. Ленке было уже не пять и не десять лет, когда она боялась старуху до онемения, так что пусть слушает, за все испорченные детские годы.

— Шалава крашеная, — орала бабка, резко, как огромный трясущийся робот, продвигаясь по коридору, а толстые руки бесцельно поднимались и опускались, отряхивали бока ситцевого платья, дергали оборку на фартуке, — у-у-у глаза бы мои не видали, китаеза чертова, стоишь тута! И в кого уродилася такая вот!

— В вас, бабушка, — нежно сказала Ленка, холодно рассматривая судорожные движения, — меня и назвали в вашу честь, так папа захотел.

— Тьху!

Бабка еще что-то орала, но Ленка уже ушла в комнату, хлопнула таки с треском дверями, и сразу же включила проигрыватель. Там со дня приезда старухи была приготовлена нужная пластинка — в бережно обернутом прозрачным целлофаном страшноватом пакете: с черными лошадьми, всадниками-скелетами в вороненых доспехах и адским пейзажем.

Голос любимой бабушки утонул в реве и грохоте сатанинского рока. Двери распахнулись. Елена Гавриловна встала в проеме, раскрывая рот и пытаясь перекричать пластинку. Но парни в доспехах старались вовсю. Ленка села на пол, внимательно глядя на собеседницу и подкручивая пуговицу громкости, как только бабка открывала рот. Музыка заорала так, что в люстре замелькали блики на дрожащих висюльках. Бабка снова изобразила губами бешеный плевок и хлопнула дверями.

Ленка прикрутила громкость. Встала с пола и снова забралась на диван. Чертишо и с боку бантик. Каникулы. Сидит тут одна, как пень, ругается с ненавистной бабкой. Вместо того, чтоб куда завеяться, с Олькой и Викочкой, как мечтали. Но у Рыбки вдруг стремительно развернулись новые отношения с Ганей.

После того случая на деревенских танцах Ленка обиделась, целых два дня не звонила подруге. А та тоже молчала. Как всегда, Ленка не выдержала первая, набрала номер, поздоровалась. И замолчала, ожидая, вдруг Оля что-то скажет. Нормальное такое, хорошее. Но Рыбка молчала в ответ, а потом сказала отрывисто:

— У тебя важное что?

— Что? — растерялась Ленка, — в смысле, что важное? Ну…

— Лен, извини, мне позвонить должны.

— Ах. Я поняла. Ну и ладно.

И Ленка положила трубку.

С Викочкой получилось еще смешнее. Семки обиделась на подругу сама. Вот же кино и немцы, шепотом ругалась Ленка, бродя по квартире и рассматривая вещи, листая книгу и не зная, чем себя занять, — она, значит, сбежала, с Пашечкой, а теперь, получается, надулась на Ленку, из-за того, наверное, что Пашка не захотел с Семачки встречаться. Всего разок они потанцевали, а Викуся по своей привычке прилипла, как банный лист, и за несколько дней наверняка успела закатить недоумевающему Пашке пару скандалов с ревностью и выяснением отношений. Семки такая, это она умеет.

Пластинка кончилась, игла подскочила и выжидательно повисла над черным блестящим кругом. Стало слышно, как ворочается в прихожей бабка, что-то там бормоча. Зазвенели ключи. Хлопнула дверь.

Ленка подошла к окну, прячась за занавеской, выглянула, проверяя, далеко ли собралась старуха. Если она крутится во дворе, то выходит прямо в платье и тапках на босу ногу, большая, мощная, не мерзнет, вешая на самодельный турник половики и размашисто ударяя по ним пластмассовой выбивалкой.

Но бабка топталась у скамейки в полном официальном наряде — тяжелых туфлях с хлопчатобумажными чулками в лапшу, черном плаще с крупными пуговицами и желтой самовязанной беретке. И отлично, значит, по магазинам собралась. Пару часов Ленка побудет одна и в тишине.