Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Ленка нахмурилась, пытаясь рассмотреть за караваном туристов сверкающее море, скалы и уходящие к ним тропинки. И свернула резко, руками распихивая ленивые горячие тела.

Голоса чуть утихли, Ленка спускалась, с надеждой узнавая окрестности. Вот высокая скала, одним краем тыкается в воду, вдоль нее неровные ступени в глине, прикрытые зеленью и желтыми круглыми листьями. Она оглянулась, убедилась, что никто ей не кричит, и пошла быстрее, хватаясь за ветки и проскальзывая. Облизала сухие губы, прыгая на крупную цветную щебенку. Почти упала, и выпрямилась, с разочарованием оглядывая каменистый пляжик, по которому слонялись группки людей с фотоаппаратами. Их было человек тридцать, кто-то бродил по воде, другие, присев на корточки, перебирали неудобные каменные осколки, показывая друг другу. На уступе скалы девушка, изгибаясь, смеялась, складывая над головой руки.

Ленка повернулась и полезла обратно, цепляясь за ветки, ставшие неудобными, колючими. Небо маячило перьями облаков, солнце над черным хребтом сверкало до рези в глазах. Группа туристов уходила, оставив Ленку на относительно пустом пространстве, а издали неумолимо приближалась еще одна толпа. И вокруг шум. Крики, смех, мегафонный говор, грохот лодочных моторов с воды.

Она встала, растерянно оглядываясь. То, что казалось совсем простым, стало вдруг сложным. Долго идти к следующей бухте, и не видно, вдруг в ней тоже народ. Непонятно, где искать тропку, спуститься ли ниже, теряя время, или идти дальше, и спускаться там.

Теперь ее нет, этой бухты, сказал в голове ясный голос, а ты не верила. Ее не видели художники, не просто не разглядели, а не слышали Панча, который кричал им в полный голос, смеясь и размахивая длинными руками. И знаешь, почему? Потому что она появляется, для него. И для тех, кто с ним, кого он хочет взять с собой. Не для тебя, Малая. Если ты не можешь в нее попасть.

Я могу…

Ленка быстро шла по натоптанной общей тропе, кусая губу и сжимая кулаки. Конечно, могу, просто надо сосредоточиться и внимательно оглядеться. Она обязательно будет!

Но сердце билось уже по-другому, медленно и устало, говоря, что ее уверенность исчезает, а на ее место приходит другая. В том, что Панч там, куда ей больше нет хода. Нельзя пускать в сердце эту унылую уверенность, знала Ленка, но как уберечься от уныния, не знала. Ничего не поможет, думала она, ни-че-го.

Стоять на широкой тропе, ожидая когда пройдет очередной караван туристов, стало вовсе невмоготу, Ленка вздохнула и полезла выше по склону, треща кустами и подворачивая ноги. Встала на покатой полянке, внимательно осматривая сверху белые пятна тропы, серые и коричневые камни, зелень и желтизну, синие куртинки дикого льна. Где-то рядом исчезающее пах чабрец, прямо у ног. Хотелось плакать, и одновременно было страшно, что придется уходить. Или — бродить, без всякой надежды. В голове возникали какие-то варианты, и тут же поспешно отвергались, такой детский сад, думала она, в ответ на всякое — помолиться, захотеть сильно-сильно, срочно придумать волшебное слово, зарыдать, или крикнуть, множа горное эхо.

Да что же я такая… Вот другая бы!..

Не будет больше сказок, Мала-Мала, поняла для себя Ленка, нагибаясь — сорвать сушеных листиков чабреца. А вариантов осталось всего два. Или вернуться, чтоб снова отправиться на поиски, на этот раз вместе со всеми, с ребятами, Вероникой и сторожем.

Или…

Проверю еще пару бухт, решила Ленка, осторожно спускаясь на надоевшую туристскую тропу. Ну, или три бухты, а может, четыре, часы на руке, да и чего торопиться, через час Вероника все равно отправит ребят на поиски, так что времени у Ленки вагон, можно идти и идти, просто так, пока солнце не скатится за вырезанные вершины гор.

Вальку она увидела буквально сразу после того, как сделала шаг в глубину заповедника. Он сидел на выступе скалы, длинной и прямой, как стол, нет, скорее, как грубое лезвие топора, которым пытались рассечь воду, и он увяз в ней, ровно и навсегда. Маленькая сгорбленная фигурка на самом краю, согнуты глянцевые коленки, и по коричневым плечам — черные волосы. Такой Маугли, но без волков и вообще, совершенно один, думала Ленка, поспешно спрыгивая, скользя, хватаясь, нащупывая ногой, цепляясь за ветки, снова прыгая. И сейчас ей казалось, по-другому и не могло случиться, как это, она не увидит тропинки, не найдет бухты. Да вот же она. И вот ее Панч.

— Валик! — голос запрыгал, будто он один из осколков скалы, звонкий и крепкий.

— Панч! Я тут!

Она махала уже снизу, торопясь через круглые и острые камни, вдоль яркой воды с белой сверкающей каймой пенки. Поднимала голову, напряженно, до слезы, всматриваясь и хмурясь, но тут же улыбаясь. Фигурка стала совсем черной на фоне светлого неба, и не видно было, смотрит ли. И если да, то как?

Ленке захотелось подвернуть ногу, сесть с размаху, вскрикнуть, чтоб пошевелился. Чтоб знал, нужно спуститься и помочь. Но вместо этого она встала в черной тени скалы, с поднятым к мальчику лицом.

— Валька!

Черный силуэт пошевелился. Поднялась рука, взмахивая ладонью.

— Там стой. Я сейчас спущусь.

Слезы делали мир размытым, дрожащим. Вода смешивалась с вершинами, перетекая в бледную небесную синеву, и по синему, исчезая в черных тенях, приближалась такая же черная против света фигура с волосами, рассыпанными по плечам.

Ленка моргнула, напряженно глядя и сжимая кулаки. Ей было необходимо знать, что он не просто рядом, а улыбается ей. Панч повернулся, становясь почти напротив, солнце высветило загорелое лицо с темными глазами. И сжатые губы. Он был серьезен. И это напугало ее, разворачивая в голове все накопленные страхи. Конечно, кругом виновата, и он имеет полное право стоять рядом без улыбки, глядеть так, будто она совсем чужая. Сейчас скажет, иди туда, откуда пришла, в свою жизнь, куда не захотела меня пускать.

— Валя, — сказала она, собираясь промолчать, и может быть, улыбнуться, сказать о мамином звонке, и уйти. Чтоб больше не мешать ему жить. Вот сейчас, помахать рукой и отступить.

— Валинька. Я все объясню. Ты только. Пожалуйста. Я расскажу. Чтоб ты понял. Да?

Говоря не очень связно, уже понимала, никуда не уйдет, еще чего, взять уйти, эдак красиво. Не выйдет. Пусть узнает все, и пусть знает, что Ленка его любит. Так вот вышло.

Панч поднял тонкую руку, поворачиваясь к сверканию воды.

— Потом. Пошли скорее. Залезешь?

— Куда? — она почти бежала следом, не успевая за быстрыми шагами. Галька гремела, шумела вода, разбиваясь о круглые камни, сверху, с тропы, исступленно звонко пилили цикады, будто терли жестяными боками старые тазы, стараясь, чтоб погромче.

— Подошвы не скользят? Я босиком.

— Нет. Они… нет, нормально.

Он лез вверх по грубым, черным и рыжим валунам, и наклоняясь, подал ей руку. Ленка схватилась и закрыла глаза, сжимая его пальцы. Испуганно открыла снова, ушибаясь голым коленом, и боясь, что Панч заругает ее — неловкую.