Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Марго…

Ленка не стала слушать дальше, лезя быстрее и хватаясь пальцами за край камня в глубокой выемке тропы. Была бы еще пара рук — заткнуть уши, не слышать, чтоб не рисовалось перед глазами. Вот же какой козел…

Кусты кончились внезапно, и Ленка выскочила, тяжело дыша, к самым ботинкам троицы, которая сидела на камнях, будто в театре, развалясь и глазея в просвет среди прозрачных лепестков на тонких ветках.

— О! — сказала Ленка, тяжело дыша, — фу, пока к вам долезешь. Олежа, привет!

Длинный парень с невыразительным бледным лицом и серыми прямыми волосами положил на колени бинокль, с неудовольствием глядя на девочек. И улыбнулся.

— Во бля, какие люди! Приймачечка своими ножками к нам, а? Красивыми ножками. Шо, Олеська, посмареть пришла на своего Санька? Садись, отсюда хорошо видать. Как он ее.

— Мне и тут нормально, — отказалась Олеся, суя руки в кармашки джинсов.

Второй парень захихикал, и вдруг у него на коленях забормотало, пискнуло, Олесин голос повторил:

— Мне и тут нормально…

Снова писк и опять та же фраза.

Олеся подвела глаза к небу. Вздохнула, уничижительно качая головой.

— Нашли игрушку. Чисто дети.

Парень осклабился, придерживая на коленях плоскую коробку магнитофона. Попросил:

— Ну, еще чо скажи, а? Скажи, ах ты дебил, Вован. Для коллекции.

— Перебьешься, — быстро сказала Олеся.

Вован с досадой встряхнул над магнитофоном рукой с растопыренными пальцами.

— Не успел. Ладно, заткнитесь, у нас другое дело, тама вон.

— Олежа! — звонко сказала Ленка, — вы что, чокнулись тут? Дураки совсем? Это же уголовщина. Статья есть. Вы в ментовку же загремите! Если вдруг.

Вован посмотрел на нее тяжелым взглядом. Повернулся к Грошу, который снова приставил к глазам бинокль и напряженно всматривался в гущу деревьев.

— Олежка? Я не поэл, шо за хуйня? Она нам грозится шоли? Угрожает?

— Нет же! — Ленка полезла выше, обходя камни, чтоб спуститься рядом с сидящим Грошем, — почему угрожаю, ты не понял, я наоборот.

Грош отмахнулся, по-прежнему прижимая к глазам бинколь.

— Та заткнитесь уже! Там щас самый смак.

Ленка выпрямилась рядом, и быстро что-то решив (ну не отбирать же бинокль, еще надает по лицу), закричала во весь голос, спугивая воробьев и скворцов:

— Маргарита Тимофеевна! Мар-га-ри-та! Домой надо!

Под их ногами, в десятке метров вниз, полускрытые от Ленкиных глаз прозрачной кисеей цветов, замерли две переплетенные фигуры. После птичьих быстрых криков наступила маленькая тишина, разбавленная далекими криками и смехом.

Но что ответил ей Санька, и что сказала Маргарита, Ленка не услышала. Потому что услышала вдруг с колен Вована свой собственный голос. И застыла, с ледяным потом, ползущим по дрожащей под рубашкой спине.

— Пусти, — сказал испуганный Ленкин голос, и вдруг крикнул сердито и удивленно, — да пусти же! Мне больно!

И повторил снова, те же слова. И после паузы опять.

Она не сразу узнала себя. Оглянулась, чтоб наорать сердито, на придурков. И увидела три пары глаз, все на нее, с издевательскими усмешками. Открылся рот на плоской морде Вована, потекли из него повторенные слова, кривляясь:

— Пу-уусти, ах пусти, мне больно-о-о!

И все заржали, осматривая ее вельветовые джинсики, клетчатую рубашку и копну волос с запутанными в прядях сухими листочками.

Время остановилось, без всякой жалости подставляя на сухих ладонях недавнее, что из-за страха было упущено Ленкой, и вот, оказалось кусочком мозаики. Лавка на темном автовокзале, Чипер с дружками и за киоском еще парни, неопознанные. И в спину ей издевательский голос, который проблеял те же слова, а думала — показалось, и вообще выпало как-то из памяти. Пусти, кричала она Пашке Саничу, в тот понедельник, а он не отпускал, и она кричала еще, думая, может быть, он не понял. Мне больно, объясняла ему, надеясь — услышит. И перестанет.

За липкими взглядами, которые, казалось, приклеились намертво — не отскрести, прорвался к ней другой голос, серьезный и настойчивый. Он ее дергал. Нет, это рука дергает ее руку, догадалась Ленка, послушно качнувшись к Олесе, это ее рука.

— Пойдем, Лен. Та ну их. Пошли, домой уже надо.

Она спускалась, а спина, которая недавно мерзла от ледяных мурашек, сейчас пылала, будто рубашка на ней загорелась. От этих слов, что неслись вслед, умолкали и после снова догоняли ее. Пусти, кричала Ленка среди травы, цветущих сливовых деревьев и облачных медленных теней, пусти ты, мне же больно!

Она открыла рот, сказать Олесе, которая вцепилась в ее руку. Но слова пришли те самые, и Ленка перепугалась, что она сейчас скажет их Олесе, про руку. Скажет — пусти, мне же больно. И она просто выдернула свою руку. Схватила с травы раскрытую сумку. И пошла, быстро перебирая по траве влажными кедами, спотыкаясь и взмахивая руками, думая, только бы не упасть.

— Эй, — орал кто-то сверху, со склона, маша рукой и неумолимо приближаясь, — стой, как тебя, Каток, а ну стоять! Куда валишь, эй!

Ленка побежала, держа на поднятом плече сумку, та колотилась в бедро, хлестала откинутым клапаном. А впереди ничего не видно, кажется, в глазах слезы, вот еще не хватало зареветь, как маленькой, но позади топали шаги. Слышалось тяжелое дыхание.

— С-стой, сука. Весь кайф поломала и тикать? Не целочка, бегать теперь. А?

Ленка вылетела на пологий холм, поскользнулась на подсыхающей глине грунтовки. И почти не удивившись, увидела вдалеке ярко-синее пятно и фонтан брызг из-под колеса. Шагнула на обочину, взбежала на травяной пригорок и, маша рукой, изо всех сил заорала, чувствуя, как по щекам текут слезы, но уже можно, потому что он приехал. Вовремя, как раз вовремя.

— Сережа! — орала она, не поворачиваясь смотреть, что там делает ее преследователь, — Кинг! Серый! Тут я!

Машина приближалась, и голос в ее голове попытался напугать, прошептав, ну-ну, мало ли синих машин, а вдруг это…

Но водитель посигналил. И жигуленок встал на обочине, метрах в двадцати от пригорка. Распахнулась дверца, Кинг выбрался, выпрямляясь, и махнул ей рукой.

— Скачи сюда, заяц, а то ямищи, еще увязнем.

— Да, — сказала Ленка, — да, Серый. Иду.

На одном кеде развязались шнурки, волочились, и Ленка, спотыкаясь, почти потеряла обувку в дорожной грязи, но добежала, встала напротив Кинга, стараясь улыбнуться дрожащими губами. Он, прислонясь к машине, и держа руки в карманах, кивнул, но не подвинулся, чтоб пустить ее внутрь. Сказал, а серые глаза внимательно и быстро передвигались, будто ставили галочки в нужных местах, отмечая — Вован, сначала бегущий, но резко замедливший движение — встал, с вызовом ухмыляясь. Олеся поодаль на обочине, с курткой в опущенной руке. И за ее спиной — небольшая толпа любопытных ребят, из тех, кто не так пьян, чтоб заниматься только своими делами.