Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Колись, а то сожру и антрекот и эскалоп, поедешь обратно голодная.

— Да она на тебя глаз положила, давно уже. Я вообще удивляюсь, что она еще не прибегала к тебе, под двери.

Ленка замолчала, глядя на довольное лицо Кинга. Тот дожевал мясо и сминая в пальцах салат, отправил в рот.

— Прибегала, — потрясенно догадалась Ленка, — черт, вот же Семки, она к тебе сама приходила, да?

— Не вибрируй. Было да. Я домой шел, она меня на лавке ждала сидела.

— О-о-о… На лавке. Как Пашку, значит, выпасала.

— Поздоровалась, плела что-то, про тебя кстати. Что ей надо передать от тебя что-то там по секрету. Мол, пойдем наверх, в квартиру, и я там расскажу. Да чего ты отморозилась так? Леник, я же тоже не мальчик. Глазки у нее хитрые. Я сказал, что у меня в спальне герла, или тут говори, или гуд бай. Ну она нос задрала, посмотрела эдак, со значением. И ушла.

— Когда? — подавленно спросила Ленка, — когда это было-то?

Кинг пожал плечами. Толкая к ней тарелку, поторопил:

— Доедай, через полчаса Димон за нами приедет. Давно. Зимой еще. Я с улицы блядей не вожу, Леник, я их сам выбираю. И приглашаю.

— Угу. Я вообще-то тоже сама к тебе прибежала. С улицы.

— Ты другое дело, — безмятежно сказал Кинг, — я тебя давно выбрал, еще мимо бегала, на дискотеку свою. У тебя такой рот, Оленик, ни один мужик спокойно мимо не пройдет. Да еще стала такая блондинка. Если бы не прибежала, я бы тебя выцепил сам. А насчет Семки не бойся, она страшненькая. Нет, не то, ну скучная у нее внешность. Правда, фигурка ничего и попка такая, хорошая толстенькая попка.

Ленка отодвинула стакан с недопитым соком. Кинг засмеялся.

— А ну допивай! За маму и за папу, и за меня тоже. Короче так, Леле-Ленка, домой мы тебя подбросим, я потом на тренировку, а завтра, чтоб все было собрано, полотенце там, всякие женские штучки, купальник можешь не брать.

— Я не хочу вчетвером, — быстро сказала Ленка, придвигая к себе сок.

— Куда же я Димона дену? — удивился Кинг, — он и так меня возит целыми днями. Ладно, отправим его в город, с поручением. А сами устроим себе праздник солнца.

Димон Шошан как и было обещано, довез Ленку к автовокзалу, а сам Кинг вышел раньше. Чмокнул ее в макушку, приобнял, прижимая к себе грудью. Сказал, веселясь:

— М-м-м, Ленка-конфетка… Так, заяц с хвостиком, чтоб завтра в два часа у кургана стояла.

Прошагал за угол серого дома, поводя широкими плечами в распахнутой кожаной куртке, а Ленке сразу стало неловко перед затылком Димона, который ждал молча, не поворачиваясь лицом, и, так же не повернувшись, газанул и поехал. Когда она вышла, сказав стесненно:

— Пока, Дима, — промолчал в ответ и уехал, маяча рассыпанными по плечам серыми прядями. Ленка, сворачивая в проход между пятиэтажками, вспомнила, на обратной из ресторана дороге Кинг пристал к Димону и со смаком пилил его за пренебрежение внешним видом.

— Шоша, ты что думаешь, я тебе до пенсии котиков-дискотиков стану подгонять? Не хочешь башку мыть, так хоть постригись. Завтра к Эльке заедем, делов на полчаса! Будешь Депардье, тем более он такой же толстяк, только ростом повыше.

В ответ на негодующее ворчание Димона добавлял, обнимая Ленку и притискивая к себе:

— Зато челюсть у тебя тоже, как у него, кирпич, а не челюсть. Давай, Димыч, тебе пойдет, точно. Еще и волосы покрасим, а? Элька спец, сделает из тебя человека.

Проходя под Олиным домом, Ленка выбросила из головы недавние события, задрала голову к балконам, высматривая тот, что на пятом, под самой крышей. И остановилась. Над перилами маячила светлая голова. Тонкие руки ходили над развешанным цветным бельем.

— Оль? Олька!

Рыбка свесилась, держа в руке полотенце, подумала и поманила Ленку.

— Давай, поднимайся.

По лестнице Ленка бежала так быстро, что сердце заколотилось в горле. Нырнула в приоткрытую дверь, хлопнула, щелкнув замком. Скинув босоножки, торопливо пошла в кухню, оглядываясь на закрытые двери в комнаты. Только Олина дверь была нараспашку, оттуда лился сочный электрический свет.

— Не ссо, — крикнула Рыбка из кухни, — мои в деревне ночуют, а сеструха с дитями в гостях, вернется поздно. Борщ будешь?

Ленка радостно уселась в любимый угол рядом с окном, откуда виден был автовокзал и курган, там уже горели вечерние фонари, а напротив, только протяни руку — мелькали стрижи, чертя сумеречный теплый воздух.

— Не. Я сытая. Фу, я так рада, Оль, ты прям совсем спряталась, я уже думала, приду, сяду на ступеньках и буду сидеть, пока не выйдешь. Ты что, тебя так на экзамены не пустят, времени всего-ничего. В школу не ходишь, вообще никуда не ходишь. Хоть бы по телефону со мной поговорила!

Оля села напротив, повозила ложкой в тарелке с налитым борщом.

— Ты бухала, что ли?

— Немножко, — Ленка отщипнула хлеба и смяла мякиш в комочек, покатала шарик по столу, — мы в кафешку ездили, с Кингом, пригласил вот. Я бы и не поехала, да дома скандал, прям и возвращаться не хочу. Мать снова будет губу копылить и валерьянку пить. Дверями хлопать. Нет, хлопать не будет, Светищу пожалеет. Но все равно.

Оля вытянула под стол ноги в старых спортивных штанах. Покусала тонкую губу.

— Ну… а хочешь, на дискарь метнемся? Сколько там? Полдесятого? Час поплясать успеем.

Ленка уставилась на спокойное лицо подруги, в пятнах румянца по светлой коже. Оля упорно отводила глаза в сторону, щуря ненакрашенные ресницы.

— Так. Он вернулся, да? Ты что, ты хочешь Ганю там увидеть? Оль.

— Ну и хочу, — угрюмо ответила Оля. Поднялась, беря за краешки тарелку, унесла ее в туалет, плеснула там, смывая вылитый в унитаз борщ.

Молча вымыла и села опять, на этот раз глядя Ленке в глаза.

— Он же бухой был совсем. Ты сама сказала, не помнит, наверное. Я должна с ним поговорить.

— Оля! О чем? Если не помнит, почему тогда шифровался неделю? Свалил куда-то, сидел, как мышь под полом, скотина такой. А я тебе скажу почему. Потому что боялся, ты заяву напишешь!

— Не ори! Я не верю! Не верю, что он такой!

— А сережки? Он тебя обокрал. Сперва заставил, ну поняла да, а еще издевался, после еще и обокрал. Кто прибежал ночью, плакать? Не ты, что ли?

Оля смерила возмущенную Ленку скорбным взглядом.

— Попрекаешь, да? Ну и ладно, не волнуйся, больше никогда не прибегу.

Ленка беспомощно подняла над столом руки.

— Да я не про это! Ну как тебе объяснить? Он гад такой, привык, что девки ему все прощают. Хотя я вообще не понимаю, почему. Обычный такой козлина. А ты…

— Обычный козлина, — перебила ее Оля, — чего ж ты с обычным козлиной поехала к нему на дачу, а? Целовалась там и чуть не трахнулась? Думала, я не узнаю? А он мне сразу почти рассказал. Я только молчала, потому что… молчала, в общем.

Ленка, горячо краснея, умолкла. Она уже и думать забыла о той своей влюбленности в Ганю, и о том, что и как тогда наслучалось. А Оля оказывается, все это время помнит, и обижается. И Ганя придурок, все растрепал…