Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Я сама виновата, — отрывисто сказала Оля, опередив Ленкины утешения, — конечно, сама. Поперлась, да еще бухая.

— Оля, нет!

— Да! Там девка эта была. А я чем лучше? Бухала с ним? Бухала. Потом поехала. И там тоже. Так что…

— Нет! Ты не стала бы. Ты хотела из-за него, а если б не он, все было по-другому. Бы. Ты понимаешь? Блин, я не могу сказать, ну чтоб ты сразу поняла, О-ля! Но ты неправильно думаешь.

— Не ори.

— Не буду.

Ленка схватила подругу за локоть, оттаскивая в тень огромной пузатой туи. Поставила там и стала говорить, наугад, в сторону неровного дыхания.

— Я вот еще что думаю. Я думаю, ты и дала ему, не потому что он тебя так уж сильно заставил, а потому что ты его любишь, поняла? Потому что хотела, чтоб он с тобой был!

Оля сдавленно засмеялась.

— И чего? Думаешь, мне легче стало, да? Если бы заставил, то заставил. А так значит, я сама же!

— Может, и одежу сама ему отдала? И сережки?

Замолчали обе, дыша томным запахом, таким, что казалось, отравятся и упадут, засыпая.

— Ленк, хватит. Не могу я.

— Ладно, — буркнула Ленка.

Пошли дальше, снова под жидким светом фонарей, исчирканным черными тенями. И когда замолчали сами, стало слышно — парк полон соловьев, поют так же самозабвенно и страстно, как пахнет ночная жимолость, и вообще пора отсюда валить, поняла Ленка, какая-то уж слишком ночь, в такую или вешаться или помереть от счастья.

— Ррыбочка, — промурлыкал за спинами мужской голос, — Ррыб-ка, не беги!

Ленка схватила подругу за руку, потянула вперед, ускоряя шаги. Но та остановилась, и их руки потеряли друг друга.

— Пойдем, Оль, — попросила Ленка.

А Ганя уже подошел, вклиниваясь между ними плечом и локтем.

— Олька, я тебя кричал, от самого выхода. А ты ка-ак вчистила.

— А куда ж ты Звезду свою дел, — не выдержала Ленка, — неужто ждет сидит?

— Песню не слышали, что ли? — весело удивился Ганя, обнимая рукой неподвижные Олины плечи, — прощальный тост, котики, Вовка для меня поставил, для нас. Тридцатого мая Лилька с предками валят из города, квартиру сменяли, так что, мы с ней решили остаться друзьями. Все цивильно. Она там сейчас со Строганом зажигает. Ольчик, прогуляемся?

— Оля, поехали, — звенящим голосом попросила Ленка.

Над ними защелкал соловей, так близко, будто на плечо сел, но трое не пошевелились, глядя друг на друга.

— Оль…

— Ленк, ты иди. Мы… мы погуляем.

— Черт, — сказала Ленка, — ну как ты…

— Ревнуешь, Малая? — Ганя свернул руку кольцом, галантно предлагая Оле, и та вдела свою, отворачиваясь от Ленки.

Ленка повернулась и ушла, быстро стукая каблуками некрасивых серых босоножек, дергая полосатый подол, который при каждом шаге лепился между коленей, и вообще дурацкая юбка, и все вокруг дурацкое. Соловьи еще эти. Интересно, в Коктебеле они поют? А в городе по имени Артем? А Валька ходит там по парку? И на его руке висит Нина-каратистка, а вокруг пахнет жимолость или еще что, смородина там какая… У Рыбки Ганя, он мерзавец, но сейчас они вместе ушли в ночной парк, полный весенних темных чудес, а Валька прекраснее ангела, но вот уже полгода торчит непонятно где, и не может раскачаться и к Ленке пробиться, а ведь говорил и писал «я тебя люблю, Лена Малая». Не Ленка, а — Лена. Малая. Только он так говорил. И только с ним надо тут, в парке, где цветы. И вообще — везде.

Слева за деревьями проплыл освещенный остров летнего кинотеатра, полный музыки и голосов. Ленка шла, озираясь, чтоб не попасть в какую неприятность, мало ли кто шастает в зарослях, кусала губы, не зная, рассердиться на Олю или опечалиться за себя. Почти бежала, желая скорее оказаться дома, пусть бы родители еще не спали, и пусть папа трезвый, выйдет в кухню курить, и Ленка ему наконец расскажет, что они с Валиком подружились и ей очень-очень надо знать его адрес. Главное для нее сейчас — не передумать, не начать снова бояться, что она ему не нужна, не ждать, когда он ей позвонит, ведь звонил разок, значит и она может, просто узнать, наконец, и не мучиться.

Что ты будешь делать, Лена Малая, если узнаешь то, чего не хочешь знать? — спросил внутренний голос, такой печальный, такой мудрый, что хотелось стукнуть его кулаком промеж глаз, — что ты будешь делать, если он скажет, ну да, я звонил попрощаться…

Может и правда, не спрашивать пока? Пожить еще немного, ну хотя бы до окончания школы. Как там — контрольный срок. Дать себе контрольный срок, ну, до июля. До пятнадцатого. До двадцатого, трусливо заторговалась Ленка сама с собой, пусть до двадцатого, или даже…

И все это время можно думать — он просто мотается с матерью по всяким санаториям и никак не может. Или вообще, рраз, и скоро приедет. В Крым. Или прямо в Керчь. Она откроет двери, а он стоит, такой вот — длинненький, тощий, с плечами, как вешалка, с бледным лицом, и такой рот, такая улыбка. Или прямо сейчас, вышла из автобуса, пробежала вдоль дома, а он сидит, на лавке, темно, не сразу понятно, что это он. Ждет ее.

На асфальт ложились квадраты света, уже редкие, хотя не так и поздно, ну, одиннадцать. А окно кухни не горит, наверное, легли уже. Ленка на ходу полезла в сумочку искать ключи. И сбила шаг, вглядываясь в темноту. На скамейке кто-то сидел. Было так, будто мысли из ее головы выплеснулись наружу и собрались в неясную фигуру с вытянутыми ногами и опущенной темной (у Ленки сильно стукнуло сердце и пересохло во рту) головой.

Она медленно подошла ближе, фигура пошевелилась, засветлело поднятое лицо. От руки полетел в темноту красный огонек.

— Ленуся? А я жду-жду.

Пашка замолчал выжидательно. На лице не разглядеть, что за выражение у него. Ленка перетопталась уставшими ногами, сглотнула. Внутри стало пусто и кисло, и сильно захотелось сесть, но не рядом с Пашкой, а лучше скорее домой. Целую секунду она была уверена, что там сидит Панч. Даже успела испугаться, а как она расскажет ему про Кинга? И про того же Пашку. Но пусть бы пришлось рассказывать и каяться.

— Чего ждешь?

— Не чего, а тебя. Ленусь, я извиниться пришел.

— За что?

Пашка пошевелился, хлопнул рукой по деревянным плашкам.

— Посиди рядом, а? Минуту хоть.

Ленка подумала и села, не касаясь его, тоже вытянула уставшие ноги. Ей стало скучно и интересно одновременно.

— За то, что я так свалил, от тебя. Прости, а?

Ленка подумала, что ее бабка сказала бы «Бог простит», а значит, можно самой не прощать, откреститься. И молча пожала плечами. Потом все же сказала неохотно:

— Ну, простила. Еще что?

— Таким голосом не прощают, — наставительно возразил Пашка, — ты это просто так сказала.

— Какая разница, — Ленка пожала плечами. Она уже жалела, что села разговаривать. Но недоумение оставалось и сильно хотелось понять, да чего ж ему надо-то? Если он сейчас станет проситься в гости или позовет погулять, она рассмеется вслух, вспоминая Ганю с Рыбкой, буквально вот полчаса тому.