Али Смит - Зима

Арт обращается к цветочным монстрам своими губами, которые больше не размыкаются, каменными и сжатыми, прижимая ладони друг к дружке, словно они склеены: когда-то по телевизору гипнотизер заставлял людей делать точно так же, проверяя, насколько они подвержены гипнозу.

Арт охренеть как подвержен.

Хватит надо мной издеваться. Я не аполитичен. Все это убого. Посмотрите на себя — все эти пасти и тычинки. Посмотрите на меня — я твердый, как камень. Что бы сказал об этом сне Фрейд?

Открывая глаза в темноте, Арт произносит последнее предложение вслух.

Его член опадает.

Он садится в кровати.

Где он?

В Чэй-Брес, в огромном доме своей матери в Корнуолле. Что бы это ни значило.

Он встает, когда глаза привыкают к темноте и становятся различимы очертания комнаты. Нащупывает на стене у двери выключатель. Комната освещается во всей своей наготе.

Арт не хочет включать свой телефон, чтобы посмотреть, который час. Судя по запаху, кто-то готовит еду. Но за окнами еще темно.

Люкс, незнакомки, здесь нет.

Ну, ее и не должно здесь быть.

Он без понятия, где она может быть. В этом доме столько комнат, что он до сих пор без понятия сколько. Комнаты на первом этаже заполнены привычным хламом, который ожидаешь увидеть, но все прибрано, как в нормальном доме. А все комнаты наверху пустые, словно комнаты пустого дома.

Он свернулся на полу в этой комнате, на постельном белье, которое они нашли в шкафчике.

Постель нашла Люкс. Она же выбрала комнату для Айрис.

Правда, вчера вечером она назвала его придурком (а поскольку он взял ее на работу, можно быть и повежливее). К тому же они совершенно незнакомы, и она слишком много на себя берет, полагая, что лучше его знает, как вести себя с его матерью.

— Я разберусь, — сказал он.

— Нельзя разобраться с матерью, — сказала Люкс.

— Можно, если ты родственник, — сказал он.

Но когда Люкс (которая вчера вечером, как это ни досадно, все же сумела лучше разобраться с его матерью) уговорила ее снять все эти пальто и шарфы в несколько слоев, оказалось, что его мать страшно худющая. Она очень сильно похудела с последнего раза, когда он ее видел. Она худая, как та кинозвезда в рекламе духов (остается лишь надеяться, что худобу актрисы просто усилили на компьютере).

Он переворачивается под пуховым одеялом на полу, в комнате, пахнущей пустотой.

Ну и что. Худоба матери — это ее выбор.

Выбор? (Шарлотта, иди в жопу.)

А если мать полюбопытствует (как она, по всей видимости, и поступит) насчет их спального расположения, он скажет, что они с Шарлоттой привыкли спать порознь и что сейчас это довольно распространено, в наши дни все больше и больше пар к этому возвращаются.

При встрече со старой Айрис сразу бросается в глаза, что она поразительно похожа на его мать (теперь он это видит), хотя в то же время они совершенно не похожи друг на друга. Но каким-то страннейшим образом они все равно одинаково чихают и двигаются: его тетка — копия его матери, только увеличенная, как бы заполненная. Точнее, располневшая.

Арт открыл входную дверь материнского дома в два часа ночи и увидел огромную коробку, набитую свежей зеленью и словно парящую в воздухе. Картошка, пастернак, морковь, брюссельская капуста, лук.

— Арти, — сказала она. — Возьми эту коробку, чтобы я могла на тебя посмотреть.

Это была она. Грубовато-элегантная Айрис.

— Прекрасно выглядишь, — сказала она.

— Тебе придется снять обувь, — сказал он.

— Я тоже чертовски рада тебя видеть, — сказала она.

Легендарная паршивая овца. Здесь. Роскошная шутка, святотатство. Так Софии и надо — чтобы не выпендривалась перед Шарлоттой.

Даже если она и не настоящая Шарлотта.

— А какая она, твоя тетка? — спросила Люкс вчера вечером.

Он пожал плечами.

— Я не так уж хорошо ее знаю, — сказал он. — Почти совсем ее не знаю. Но пару лет назад она следила за мной в твиттере и зафрендила меня на фейсбуке. Она из тех, кто называет человека «дружок», даже если с ним не знакома, — в смысле не так, как представители высшего общества или театральные актеры, а по-пролетарски. Хоть она никогда не была пролетаркой.

— Почему они не общаются друг с другом? — спросила Люкс.

Мифотворец.

Голос матери, в машине много лет назад, после смерти деда.

Ненормальная. Ни один нормальный человек не может жить так, как она. Психически больная. Психически больные люди смотрят на мир сквозь призму своих иллюзий и бредовых идей, Артур. Нельзя рассчитывать на то, что мир приспособится к тебе на твоих же собственных условиях. Нельзя жить в мире так, как будто мир — твой личный миф.

— Разногласия, — сказал он. — Картина мира. Несовместимость.

Поздно ночью он открыл дверь мифотворцу Айрис, которая и впрямь оказалась похожей на миф о щедром мире, тут же вернулась к своей машине и снова принесла еще больше чудесных вещей, целые сумки: масло, виноград, сыры, бутылки вина. Последним, что она принесла, было дерево в горшке. Но это была не новогодняя елка, а просто дерево, обычное деревце без листьев.

— Моя звездочка — моя магнолия, — сказала она. — Единственное из моих деревьев, которое влезло в машину.

Она прислонила его к себе и протянула одну из веточек с закругленным концом к Арту и Люкс. Веточки заканчивались заостренными почками, некоторые были словно покрыты волосами или пушком.

— Расцветут на будущий год, — сказала она. — Как ты, Арти? А это… но это же не Шарлотта?

Она поставила дерево. Вытерла руки о бока. Пожала руку Люкс.

— Вы совсем не похожи на свои фотки с фейсбука, — сказала она. — Это своего рода талант — уметь кардинально менять свою внешность.

— Для меня это пара пустяков, — сказала Люкс.

— Способность, за которую я бы много отдала. Возможно, вы меня научите, — сказала Айрис.

Она подняла тяжелый горшок с деревом и плюхнула его в руки Арта.

— Поставь его где-нибудь на видном месте, — сказала она.

(Переживая о матери и земле, прилипшей ко дну горшка, Арт в конце концов оставил его на крыльце.) Теперь Арт лежал на полу и поражался тому, что присутствие в доме дерева — даже не настоящей новогодней елки, а просто живого дерева, в горшке с землей, но внутри дома — вызывало чувство странной символичности, возможно даже, заставляло его самого чувствовать себя щедрым.

Щедрый — это словечко Люкс, которого он никогда в жизни не употреблял, никогда и не думал употреблять и в котором никогда не нуждался, слово, не входившее в его лексикон вплоть до вчерашнего дня.

Он запишет его в блокноте «Арт на природе», чтобы не забыть посмотреть этимологию.

Арт начинает ерзать в импровизированной постели на полу. Наверное, потому он и проснулся, что пол такой твердый. Сейчас Арт лежит здесь, полностью очнувшись от сна. Шикарное времяпрепровождение.