Денис Блажиевич - Новогодний роман [СИ]

— Мама. Становись рядом с Дедом Морозом. Вы в одной цветовой гамме, а мое внимание не должно рассредотачиваться.

— Не может прожить без шпильки. — пробурчала женщина и встала недовольно рядом с красным кафтаном Запеканкина.

— Снегурочка, идите сюда. — позвал Шарло. — Аленушку на камне видели? Хорошо. Садитесь рядом. Не слишком углубляйтесь в себя. Оваций никто не отменял. Это вас тоже касается. — напомнил Шарло матери и Запеканкину.

Мальчик приподнял картошечный носик, выплывающий из нежных персиковых щечек, и произнес важно.

— Впечатление от экскурсии в лес… Плач по раздавленному муравью.

Шарло замолчал. После того как до зрителей дошло, и они захлопали, он вступил с маяковским размахом.

— Я — светильник его! Мне казалось! Я верил!

Мой ладан курится к вящей славе его. О, безумная слепота! — простонал, схватившись за голову Шарло, но быстро опомнился и завершил непререкаемо.

— Не в его, но в своих глазах я — убийца! Всех кого поглотила моя циклопическая пята. — Шарло изо всех сил топнул ногой по табурету и стал дожидаться заслуженных аплодисментов. Ждал он недолго.

— Благодарю. — не покидая табурета, произнес Шарло. — Надеюсь, этот небольшой отрезок высокой поэзии останется в ваших сердцах.

Шарло слез с табурета.

— Они свободны, мама.

Сергуня встала и подощла к Запеканкину. Шарло поочередно пожал руки Запеканкину, Сергуне и матери. Он не говорил «Благодарю за службу» и эти трое, не кричали, срывая легкие «Рады стараться вашбродь». Тем не менее складывалось впечатление, что это настроение витает в тишине залитой ярким светом прихожей.

— Вам, наверное, очень трудно с таким необыкновенным сыном. — спросила Сергуня, стоя на пороге. Запеканкин дожидался ее на лестнице.

— Трудно? Не знаю, как то не замечала. — ответила ей женщина с неразоженными глазами.

— Знаете, Петя. — сказала Сергуня, когда они начали подниматься. — Нам надо действовать более энергично. Мне кажется, у нас получается несколько кисло. Вы не находите?

— Что вы предлагаете? — спросил Запеканкин. — Мы действуем по инструкции.

— Давайте немного поменяем инструкцию. В этот раз я начну, а вы будете мне помогать. Станцую. Песенку спою. Как то маловато у нас праздника пока.

— Я согласен. Давайте попробуем. — отозвался Запеканкин.

В то время как Запеканкин и Сергуня обсуждали возникшие рабочие моменты, Егор Махоркин готовился покончить жизнь самоубийством. Многократно обдуманный план, он приводил в действие по частям. Прежде всего, в супермаркете «Дудиловка» в подарочном отделе Махоркин приобрел лакированную прямоугольную шкатулку с кнопкой на боковой грани. Его привлек не чертик в ковбойской одежде, выскакивающий из шкатулки после нажатия кнопки, а покатая крышка, которую отбрасывала назад мощная пружина. Егор расплатился за шкатулку и услугу Деда Мороза и Снегурочки. Они должны были принести ему шкатулку в новогоднюю ночь. В хозяйственном отделе Махоркин купил моток крепкой бельевой веревки, а в отделе спорттоваров гантелю со съемными дисками. Пуда на два железа. Намучился он с этой гантелей, пока волок ее домой, страшно. Егор поместил ее в «мечту оккупанта» рябую сумку с намертво приделанными ручками и английской булавкой, продетой в пластмассовый зиппер. Легендарной вещью была эта сумка. Она выдержала двух президентов, в пору своего рассвета возила замороженные блоки крабовых палочек из балтийского города Лиепая, а из Харбина кожаные и вонючие, как мужик после недельного запоя, жилетки с хилыми кнопками вместо пуговиц. На закате в нее бросили всего лишь гантелю, но и это она выдержала. Выстояла. И кто знает, что могло ожидать ее за поворотом? Егор Махоркин при всем уважении не обладал подобной выносливостью. Он пробовал нести сумку в руках. Его хватило только на то, чтобы вынести гантелю из магазина. На переполненном тротуаре его носило из стороны в сторону. Прохожие возмущались. Кто вербально, а кто и лягнуть от души сумел. Дело пошло полегче, когда Егор решил тащить сумку за собой. Но когда до дома оставались считанные метры, все же не уберегся. Егор мог обойти этот ледяной пригорок, но самонадеянно решил скатиться вниз, стоя на ногах. Гантеля обладала большей скоростью. Она ударила Егору точно под коленки. Махоркин со всего размаха грохнулся на лед. Ударься его затылок не о безопасный притоптанный снег, а возьми он чуть правее прямо на коварный булыжник, торчащий из земли, блестящий план можно было бы выбросить и все закончилось намного быстрее.

— Везет мне. — сказал Егор, поднимаясь и стряхивая с себя липкий снег. — Как утопленнику.

Жил Егор один, но в коммунальной квартире с неуловимыми арендными соседями. Махоркин встречал их на кухне и в иных местах общественного пользования. Они мелькали перед ним как картинки в слайдоскопе. Вот Семенова Татьяна. Сейчас живет и на рынке торгует батарейками. С короткими синими от каждодневной эпиляции ногами. В крошечной, точно не для ее телес, комбинации с тюрбаном на голове и в черных солнцезащитных очках (без них Махоркин ее и не видел ни разу) крадет из обшего холодильника его Махоркина дырчатый российский. Нагло, без ножа ломает, а Егор ни сном ни духом. Он просто мимо в уборную шел. Остановился посмотреть, что происходит. Карен Зубарян, учитель математики из Нагорного Карабаха, а раньше его брат Рубен физик, тоже грузчиком на мебельной фабрике работает. Они похожи были братья. Хотели семьи сюда перетащить. Но денег не хватало. Туда отправляли все, что зарабатывали и еще сверху. Как то получалось так, они же армяне. Хитрые жуки. Махрой дымили жутко из вощенных коричневых пачек. Где только доставали эту копеечную гадость? Не понятно. Так вот значит братья. Над горящей конфоркой склонились и картошку варят. Вместе с шелухой потом съедят, да еще и воду выпьют. Смеются потом своими белыми армянскими зубами. «Первое, второе и компот» — говорят. Хитрые жуки, и в этом все подчистую метут. Ватага разнополых, но одинаково розовощеких студентов. У этих вообще не душа, а вечно распахнутая форточка между сопроматом и римским правом. Пьют, жуют, зубрят, интимно общаются — все на продажу. Только стены ходуном ходят. Старик Артемьич — усохший и жилистый кукиш. Его перевезли к Егору хваткие парубки с плечами штангистов и скромными папочками из композитных материалов. Старик говорил, что раньше жил в центре. Один в трехкомнатной квартире. Пожалел одного с периферии. Взял к себе в дом, а тот его через некоторое время сюда услал. Артемьич не изменился. Как был жалостливым, так и остался. Сколько раз Егор у него стиральную машинку просил. Хорошая у Артемьича машинка была. Из прошлого, которое всегда двойное назначение имеет. Так и здесь. То ли это Вятка с двойным винтом и ручной выжималкой была, то ли ствол минометный. Кто его разберет, но гудела машинка здорово. Ни разу не дал ее Махоркину Артемьич. Жалел. Поставил машинку у себя в комнате и целыми днями сидел на ней. Боялся, что умыкнут, как квартиру. Не уберег. Умер, сидя на алюминиевой крышке, а не уберег. Этот с периферии пришел. Бритый и располагающий. Старика с крышки сковырнул, в колумбарий отправил, а машинку себе забрал.