Эржебет Галгоци - На полпути

Сама Галгоци, несомненно, принадлежит к последней категории, и это легко доказуемо с помощью вернейшей лакмусовой бумажки — определения того, что ей дорого и что ненавистно. Стоит приглядеться внимательно к ее творчеству — ко многим и многим ее рассказам, очеркам, драматическим произведениям, повестям, художественным репортажам, составившим уже добрый десяток любимых читателями Венгрии книг, — и станет ясно, что у Э. Галгоци есть главный, по-настоящему близкий ее сердцу герой независимо от того, появляется ли он на ее страницах непосредственно или «методом от противного»: ищущий, творческий человек, органически противостоящий всяческой рутине, косности, мещанству. Он совсем не «голубой» и не идеальный, этот ее герой, ибо находится в процессе прозрения, становления, самораскрытия, и поступки его подчас противоречивы. Но писательнице он дорог именно таким, ибо таков он и в жизни — человек, только-только шагнувший в неизведанное завтра, начавший побеждать в себе собственника. А для Галгоци собственничество есть главный враг и тиран человека, причина его несвободы и отъединенности от других людей. И не в том дело, будто бы крестьянину худо иметь свой хлеб, и свое молоко, и своих поросят, — плохо, что все это он имеет за забором, а забор отгораживает не только от односельчан, но и от всего мира. Между тем мир XX века так огромен, в нем взвиваются ввысь космические ракеты, в нем идет мужественная борьба против войны, против болезней, борьба за подлинную красоту человека, то есть против стяжателя, — неужели же крестьянину по-прежнему одиноко сгибаться за забором «средневековой резервации»?! Нет, для Э. Галгоци так вопрос даже не стоит: «способствовать прогрессу» она считает естественным своим долгом, долгом писателя перед взрастившим ее народом. Как? Знает она и это. Не просто знает — выстрадала. Потому что не так легко отрывать от себя прошлое и не так уж однозначно-розово, не так еще выверено настоящее, не всегда четко различимы контуры будущего. За все это нужно бороться, стиснув зубы, со страстью и верой, — чтобы иметь право сказать: «…я верю в то, что мои произведения сделают мир хоть немного понятней и проще». Не случайно книга, где собраны лучшие репортажи Галгоци, называется «Беспощадные лучи» (1966), а сборник ее избранных новелл — «Уж лучше пусть больно» (1969).

Уж лучше пусть больно — но смотреть правде в глаза. Уж лучше пусть больно — но ни в себе, ни в других не жалеть косное, отжившее, идти в завтрашний день хотя бы по терниям, ценою даже самопожертвования. Вот это и есть, пожалуй, лейтмотив творчества талантливой венгерской писательницы Эржебет Галгоци. И проявился он впервые с совершенной отчетливостью в повести «На полпути».

На полпути остановлена жизнь незаурядного, мыслящего человека — Дани Мадараса, председателя сельскохозяйственного кооператива. Убийца, тот, чья рука всадила в его горло нож, не известен — так, неопознанным, он и уйдет со страниц повести. Ибо автора волнует не детективная сторона дикого убийства, а его социальная подоплека, нравственный климат деревни: Галгоци хочет показать людям в открытую все то в ней, что сделало возможным само убийство. Ведь эта деревня — венгерская деревня конца 50-х гг. — тоже находится лишь на полпути к новой жизни. Она раздираема острыми противоречиями, она мечется между неверием и надеждой. Агитаторы убеждают крестьян внять зову времени, перевести сельское хозяйство на новые рельсы, взяться за него коллективно. А крестьяне помалкивают, тайком оглядываясь на тех, в чьем кулаке испокон веков зажата их воля; да и как иначе, ведь до сих пор-то всегда было «по-ихнему». Неожиданный поворот — сговор деревенских богатеев, решивших не идти против истории, а использовать ее в своих интересах, — приводит к созданию кооператива, в котором все ключевые позиции должны принадлежать кучке родственников (не столько по крови, сколько по классовой круговой поруке). Председателем этого кооператива тайные его организаторы выдвигают Дани Мадараса, крестьянина-середняка, молодого, толкового, уважаемого в селе хозяина.

В лице Дани Мадараса Галгоци создает сложный образ крестьянина, который приходит в столкновение с единоличным укладом жизни, ибо этот уклад тесен ему, человеку одаренному и незаурядному; именно эти качества заставляют Дани томиться в тесных рамках собственного хозяйства с его частными, всегда к себе, а не к людям обращенными интересами. Такой конфликт — прежде всего конфликт XX века, когда умножились и усложнились взаимосвязи между людьми. Дани Мадарас непременно покинул бы родную деревню с ее извечной лоскутной разобщенностью, если бы коллективизация не поманила его небывалым размахом, возможностью развернуться во всю силу своих способностей — и не за забором, не только для себя. Принимая пост председателя, Дани отнюдь не был еще борцом за новую жизнь в деревне, он только радовался открывающимся перед ним лично перспективам. Но, радуясь этому, он хотел дружной и честной работы — следовательно, с самого начала его цели разошлись органически с целями тайных заправил села. Он совсем не собирался вступать с ними в конфликт, но логика самой жизни приводит его исподволь к осознанию неизбежности этого конфликта. Дани инстинктивно сопротивляется неотвратимо надвигающемуся на него прозрению, он изо всех сил старается не увидеть той открывающейся ему неумолимой правды, которая поведет к мучительной и для него ломке веками устоявшихся обычаев и нравов деревни, но в конце концов все же оказывается перед дилеммой: или встать на путь использования новой формы ведения хозяйства как простой ширмы для жульнических махинаций, закрыть глаза на планомерное обкрадывание большинства меньшинством и тем самым тоже стать преступником, место которого рано или поздно на скамье подсудимых; или устоять, не согнуться, остаться честным человеком, стряхнуть опутавшие его тенета мошеннического замысла не желающих уступать свои былые позиции хозяев села, то есть использовать коллективный труд и коллективную волю для того, ради чего только и стоило их внедрять — ради построения общими силами новой жизни на селе, более справедливой, более достойной человека.

Дани Мадарас лично честен, поэтому, как ему ни трудно это, он все же избирает второй путь. Это путь наиболее драматический, он позволяет писателю заглянуть в подлинные глубины человеческой души, поднять мощные пласты социальной психологии. Ведь окажись на месте Дани его моральный антипод, криминальная сторона этой истории заслонила бы то, что для автора, да и для читателей наиболее важно и актуально: становление нового человека, его самоощущение в новом, еще только организующем себя мире. А это трудный, мучительный процесс, и Э. Галгоци нигде не поддается малодушному желанию его хоть немного смягчить, сгладить, выпрямить, хоть частично убрать особенно острые углы. От безоглядной правдивости, стоящей за каждым словом и мыслью писательницы, даже самые лаконично обрисованные образы повести обретают жизненную достоверность и не требуют дополнительных доказательств своего права на существование.