Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

— Таким образом вы хотите обрести покой? У вас все национализируют, отнимут всю вашу собственность — все, что можно отобрать. Все станет общим — все: железные дороги, женщины, бани… Что с вами, доктор?

Владелец аптеки стал смертельно бледным. Он с трудом доковылял до прилавка и выдавил из себя едва слышно:

— Аптеки тоже?

— Разумеется, — ответил Хенрик.

— Никогда! — прохрипел в ответ аптекарь голосом простуженной сипухи. — Слышите — ни-ког-да! У нас подобное — не-воз-мож-но!

— Ну что ж, — ответил Хенрик, — берегитесь, доктор, ваших сотрудников. Они только и ждут подходящего момента, чтобы взять реванш. И ваша аптека будет национализирована. Вот увидите.

— Нечто похожее у меня уже было, — ответил аптекарь, — бабенка одна, но я ее выгнал.

— Тем хуже, господин доктор, — продолжал Хенрик нагонять страху, — она вернется, чтобы отомстить.

— Что вам от меня нужно, вы, изверг? — прохрипел аптекарь, с трудом глотая воздух.

— Один порошок строфантина для моего сердца.

— Похоже, мне самому уже пора принять это лекарство, — тяжело вздохнул доктор Корвилл и поплелся в рецептурную. Он прилег там на кушетку, свернувшись калачиком.

Хенрик поспешил за ним, бегло осмотрел его и констатировал собравшимся сослуживцам:

— Коронарный склероз, господа, с образованием тромба в одном из сердечных сосудов…

Однажды апрельским вечером 1918 года дядя Хеннер не нашел ничего лучшего, как устроить сеанс парапсихологической связи с покойным братом Лео. Дела шли — хуже некуда. Натан все еще играл «Аве Мария» на Западном вокзале, однако теперь ему почти ничего не подавали: денег у людей просто не было. Вена голодала. Вся система снабжения столицы было разрушена. Продовольственных запасов в стране оставалось максимум на три недели.

У кайзера Карла решительно не было времени принимать в Шёнбрунне изобретателя цветной фотографии, и Розенбахам попросту не оставалось ничего другого, кроме как попытаться искать спасение в потустороннем мире.

Собралась вся семья: Мальва и Хенрик, которые снимали теперь меблированную комнатку на Флориангассе, обе кузины — Хелли и Штеффи, бабушка и, разумеется, Яна, которая стояла рядом с Хеннером, готовая в любую минуту прийти ему на помощь в его подготовке к сеансу.

Вся обстановка и общий настрой должны были в полной мере соответствовать духу предстоящего общения. И хотя большинство участников этого таинства относились к нему скорее скептически, ни у кого не вызывало сомнений, что для спиритического сеанса подходит лишь черное одеяние. Разумеется, и сама комната, в которой вызывался дух усопшего, была убрана соответствующим образом. Из нее, к примеру, было вынесено все, что могло иметь хоть какое-то отношение к предметам развлекательного свойства, включая книги неподобающего содержания. Привезенный из Рима крест Хеннер прикрепил к стене. Для этого он вбил в нее два стальных крючка, тщательно выверив горизонтальность их взаимного расположения с помощью ватерпаса.

Все это способствовало созданию атмосферы особенной взволнованности, абсолютно необходимой для успешного проведения подобных ритуалов. Никто не проронил ни звука. И только Мальва вдруг нарушила эту таинственную тишину.

— А крест-то для чего, дядя Хеннер? — прошептала она. — Папа же был евреем?

— Иисус Христос тоже был евреем, — ответил изобретатель с сарказмом в голосе, — но Он дал распять себя на кресте.

Ответ этот был столь дерзким, что все присутствующие остолбенели. Лишь Хелли молча поглаживала свою черную шелковую блузу, Штефи с совершенно потерянным лицом стала зачем-то шнуровать свои ботинки, боясь взглянуть на Хеннера.

Главное же действующее лицо между тем продолжало священнодействовать, пытаясь приладить крест к подготовленному для него месту. А Яна со свойственной ей придирчивостью рассматривала себя в зеркале, стараясь придать себе подобающий вид, когда Лео появится в комнате. В успехе всей этой затеи она очень сомневалась, однако это не мешало ей непрерывно нашептывать слова молитвы:

— Матерь Божья, смилуйся над нами!

Почему в этот момент она обращалась именно к Пресвятой Деве, к тому же еще и по-польски, остается загадкой. Но вдруг она разразилась истерическим криком:

— Что вы тут себе вообразили, будто сможете перепрыгнуть через собственные тени? Да вы же все евреи — нравится вам это или нет. Иегова дал нам жизнь, и он возьмет ее обратно, когда придет время.

Слова эти адресовались прежде всего самому Хеннеру, но он, будто не слыша их, продолжал свое дело.

— Этот крест, — произнес он, сделав несколько шагов назад и плотно зажмурившись, — ионизирует воздух, которым мы дышим, но лишь в том случае, если он висит правильно. Он должен правильно висеть — это непременное условие!

Будто за экзотическим развлечением молча наблюдал Хенрик за всей этой возней. Вдруг словно шлея попала ему под хвост, и он спросил у Штеффи, с чего это у нее такое скверное настроение. Известно ведь, что духи сторонятся сердитых женщин.

— Злых женщин и глупых марксистов! — язвительно отпарировала Штеффи.

— А что следует нам говорить, если он появится? — неожиданно спросила Хелли, продолжая нервно поглаживать свою блузу.

— Не мы будем общаться с ним, а Хеннер, — ответила Яна, припудривая нос, — это его затея, и он знает, как поступать дальше. Речь идет о том, быть или не быть его великому изобретению. Если вы будете молоть всякий вздор, наш папа обидится и сразу исчезнет.

— Непросто будет ему исчезнуть, — заметил Хенрик, — поскольку он еще даже не появился.

— А еще трудней ему будет появиться, — парировала его замечание Яна, — если кто-то будет отпускать дурацкие шуточки…

— Если он появится, — заметила Хелли, которая будто вовсе не слышала всей этой перепалки, — я спрошу его, когда наконец кончится эта война.

— Если он появится, — возразила ей Яна, — ты будешь молчать, а не задавать ему твои вопросы.

— Я буду делать, что считаю нужным, — дерзко настаивала Хелли, — война важнее всего другого. И уж во всяком случае — важнее этой никому не нужной цветной фотографии, которая всем нам давно уже поперек горла!

— Замолчи, Хелли, или вообще выйди отсюда! — прикрикнула на нее Яна, шумно бросив косметическую кисточку на туалетный столик.

— А как это, дядя Хеннер, — спросила Мальва, желая разрядить накалившуюся обстановку, — крест ионизирует воздух?

— Он излучает запах опиума, — ехидно пошутил Хенрик, — опиума для народа.

— Нет, моя дорогая Мальва, — возразил Хеннер, который был занят теперь омовением рук после завершения всех приготовлений, — этот крест обладает в высшей степени таинственным свойством: он излучает магнитное поле — тебе это понятно? Некое сосредоточение статической энергии, благодаря которому он материализует дух нашего Лео. Это же так просто! Но, как было сказано, он должен правильно висеть, иначе все наши усилия напрасны.