Вильям Козлов - Когда боги глухи

Вадим как-то хотел зимой приехать в Андреевку и поработать над романом, но Дерюгин не дал ключей, заявив, что у него душа неспокойна, когда без него в доме кто-то живет… По этой причине он на зиму и не сдавал квартирантам дом. Григорий Елисеевич считал себя единственным хозяином, и даже отец Вадима, Федор Федорович, не смог ничего сделать. Вадим плюнул и уехал в Репино, в Дом творчества композиторов. Как раз подвернулась «горящая» путевка. Отдельный домик, телевизор, пианино… Правда, инструмент был ему ни к чему. Вадим ни на чем не умел играть.

— Ты сына своего, Андрея, назвал в честь нашего деда? — сонным голосом спросил Павел.

— Да. Ему еще нет тринадцати, а ростом с меня, — сказал Вадим.

— Мой Валька тоже вымахал… Чем увлекается Андрюшка-то?

— Хоккеем, — улыбнулся Вадим. — Наверное, все они в этом возрасте хотят стать известными хоккеистами… Над его постелью висит клюшка с автографом знаменитого вратаря.

— Валька, наверное, инженером станет, — зевнул Павел. — Возится с разными железками. Даже сам настенные часы ремонтирует.

Вскоре раздалось негромкое посапывание: Павел уснул. Вадим еще немного поворочался на раскладушке, в окно без занавески заглядывала бледная луна, рядом с ней ярко сверкала большая звезда. Завтра, наверное, ударит мороз, не было бы на дороге гололеда… Он рассчитывал к ночи доехать до Ленинграда. Вот удивится Ирина, что он на неделю раньше вернулся с юга… Удивится ли? Последние годы она совсем перестала интересоваться его делами. В издательствах ее ценят, хорошо зарабатывает, как-то обронила, что и без Вадима сможет содержать семью. Их дочь Оля в сентябре пошла в первый класс, ей еще не исполнилось семи лет, но девочка смышленая, рано научилась читать. Пожалуй, она единственная, кто обрадуется его возвращению.

У Андрея переходный возраст, он свои чувства скупо проявляет, а Оля пока больше тянется к отцу, чем к матери, что для девочки совсем необычно.

По дороге он долго думал о Вике и пришел к выводу, что обижаться на нее нет никакого смысла: Савицкая всегда подчеркивала, что любит свободу и поступает, как ей нравится… Так она и замуж вышла, так и на юге себя вела. Хотя она и Николай отрицали, что у них было что-то, Вадим понял, что они давнишние любовники. И к чему нужно было ему голову морочить? Николай-то — это понятно, он считает себя джентльменом и трепаться о женщине не будет, но Вика охотно рассказывала про своих знакомых.

И дернул же его черт согласиться поехать с ней на юг! Он предлагал жене, но та заявила, что у нее срочная работа, потом, ее в машине укачивает. И в Андреевку Ирина редко ездит. Как-то сами по себе рвутся невидимые нити, связывающие их. И потом, он не слепой, видит, что жена изменилась, стала не такой, как прежде… И кого в этом винить — себя или ее?

Вадим поймал себя на том, что он несправедлив к жене. Ведь даже в том, что он снова сошелся с Викой, он в первую очередь винит Ирину… Многие мужчины считают, что им позволено гораздо больше, чем женщинам. А вот Савицкая так не считает, она утверждает, что современная женщина во всем равна мужчине. Впрочем, у нее как-то вырвалось, что теперешние женщины умнее и сильнее мужчин — не зря же в основном подают на развод женщины, а не мужчины. Да и ее замужество — пример того, что женщина главенствует в семье. Ну ладно, у нее с мужем такие отношения, но зачем же было Вадима-то испытывать? Приехали вместе на юг, и на тебе — повисла на шее Николая Ушкова. Это уже не свобода и не женская независимость, а нечто другое, чему в русском языке существует общеизвестное название…

Виноват, если здесь можно кого-либо считать виноватым, сам Вадим: он знал, что представляет из себя Вика, чего же тогда было удивляться ее вдруг вспыхнувшему влечению к Ушкову? Дело в том, что он просто выдумал себе Вику. Слишком уж тошно было одному, вот и решил, что есть у него умная женщина, которая его понимает, — извечное заблуждение любого мужчины! Она-то его понимает, а он вот не понял ее…

Из раскрытой форточки тянуло прохладой, послышался знакомый шум далеко проходящего поезда, где-то в доме жалобно, с подвывом, тявкала собака, прямо над головой проскрипели паркетины, потом надолго забурчала водопроводная труба. В новых домах редкостная слышимость. Луна отодвинулась, оставив бледно-желтый след. Яркая звезда по-прежнему с любопытством заглядывала в пустую неубранную комнату.

В Ленинграде пятый день подряд моросил дождь, колыхался между каменными зданиями туман, тяжело давил на мокрый город сверху. Ангел с крестом на Александровской колонне, казалось, оторвался от гранитного цоколя и парил в воздухе. Невский заполнили зонтики, они покачивались над головами прохожих, сталкивались, задевали друг за дружку. От ударов о растянутый капрон крупных капель стоял непрерывный шум, будто где-то в тумане негромко стрекотали цикады.

Ирина Головина — выйдя замуж за Казакова, она оставила свою девичью фамилию — и главный художник издательства Илья Федичев бродили под дождем по городу. У них тоже были зонтики: у Ирины Тихоновны — японский цветной, а у Федичева — черный, с кривой ручкой.

— Ну что мы бродим с тобой как неприкаянные? — говорила Ирина. — Нам ведь не по шестнадцать лет.

— Любви все возрасты покорны… — продекламировал Илья.

Ирине не очень-то нравилось выслушивать от него избитые сентенции, но тут уж ничего не поделаешь: Федичев не старался казаться умнее, чем на самом деле.

— Я озябла, — сказала Ирина.

— Как же тебя согреть? — улыбнулся Илья. — Мне тепло, раз ты рядом со мной.

Он был выше Ирины на голову, в черной густой бороде блестели капли, вязаная спортивная шапочка с красным помпоном была сбита на затылок, капроновая куртка расстегнута, а вот нос посинел от холода.

— Ладно, — сжалилась над ним и собой Ирина. — Зайдем в папину мастерскую на Литейном.

— Ирочка, ты прелесть! — обрадовался он, нагнулся и поцеловал в щеку.

Его зонт зацепился за чей-то, пока высвобождал его, извинялся, Ирина прошла вперед. С Ильей они знакомы еще с института. Помнится, она даже переживала, когда он женился на се однокурснице Наденьке Фоминой. Много лет спустя, когда Федичев стал главным художником издательства, Ирина снова с ним встретилась. Илья сразу же дал ей на иллюстрирование книгу, потом вторую. Скоро Ирина стала в этом издательстве своим человеком, Федичев через несколько лет ввел ее в художественный совет. Вадим часто уезжал в командировки, потом эта его непонятная тяга к Андреевке… Ирина любила юг, а он всякий раз тащил ее в деревню! Она всего два раз была там и разочаровалась: у Вадима уйма разных родственников, и все они собирались летом в Андреевке. Эта теснота, толкучка на кухне раздражали ее. Одних детей наезжало с десяток. Впрочем, детям-то как раз нравился этот муравейник. Ирина же не любила, когда вместе собирается так много людей. Муж особенно и не уговаривал ее — он стал ездить в Андреевку с сыном, Оля тогда еще не родилась.