София Лундберг - Маленькая красная записная книжка [litres]

– Ладно.

– Я люблю тебя. А теперь мне пора.

– Ладно. Пока.

Она сбрасывает вызов, вытирает упрямую слезу. Делает несколько глубоких вдохов.

Они познакомились пятнадцать лет назад. Тогда они целыми днями не вылезали из постели. Это была любовь, не так ли? Но это было так давно. Она задумывается.

Наверное, они занимались любовью лишь раз после того, как родилась Тайра. Сейчас, после рождения троих детей, она, наверное, уже не так привлекает его. Она хмурится.

Точно, всего раз после того, как родилась Тайра. Невероятно.

Она забирается на кровать и ложится рядом с Тайрой. А когда-то лежала с Вилли. Очень близко, уткнувшись носом в его шею. Волосы на затылке Тайры намокли и кучерявятся. Как и у Вилли. Она очень похожа на него.

Она перезванивает ему.

– Да? – резко отвечает он.

– Я тоже тебя люблю.

– Я знаю. У нас настоящая любовь. Я никогда не чувствовал ничего другого.

– И мы же все еще влюблены, да?

– Да, конечно же влюблены.

– Хорошо.

– А теперь немного поспи. Отдохни.

– Ладно, посплю.

– Я позвоню, как только узнаю, тот ли это Ал-лан.

– Спасибо!

– Я делаю это ради тебя. Сделаю что угодно ради тебя. Помни это.

– Это любовь.

– Да, именно об этом я и говорю.

В нос ударяет сильный запах мочи, когда она открывает дверь палаты Дорис. Дорис лежит на кровати на боку, а медсестры сменяют ей простыни.

– Они уронили пакет, – объясняет Дорис и морщит из-за запаха нос.

– Вы разлили на ее кровать мочу? – шипит Дженни медсестрам.

– Да, это было… это произошло случайно. Мы все поменяем.

– А разве она не примет душ?

Волосы Дорис снова примялись. Розовое платье промокло и кучей валяется на полу. Пока она ждет стандартную белую больничную сорочку, ее тело прикрыли слишком маленьким полотенцем.

– По расписанию прием душа у нее завтра.

– Но она вся в моче!

– Мы протрем ее влажными салфетками. Если ей нужен душ, для этого потребуется больше персонала.

– Мне плевать, что для этого потребуется! Если вы разливаете на пациента мочу, будьте добры проигнорировать расписание!

Медсестры продолжают протирать Дорис влажными салфетками, смущенно молча. Но одна из них останавливается:

– Извините. Вы абсолютно правы, конечно, ей нужно принять душ. Как думаете, вы сможете нам помочь?

Дженни кивает и ставит к стене коляску со спящей Тайрой.

Они вместе усаживают Дорис на инвалидное кресло и везут в ванную. Ее голова безжизненно повисает, у нее не осталось сил сидеть прямо. Дженни аккуратно моет ее мылом:

– Мы исправим твои волосы.

– Не лягу в гроб непричесанной, – шепчет Дорис.

– Да, не ляжешь. Обещаю. Ты самый красивый человек из всех, кого я знаю.

– Неправда. Это ты.

Она засыпает, как только они укладывают ее на кровать.

Дженни кладет руку на ее лоб:

– Как она?

– Пульс слабый. Сердце все еще работает, но надолго его может не хватить. Возможно, мы сейчас говорим о днях.

Дженни наклоняется и прижимается к щеке Дорис. Как она делала в детстве, когда они сидели на диване в Нью-Йорке. Она вдруг снова стала той маленькой девочкой. Никому не нужной, напуганной. А Дорис ее спасательный круг, благодаря которому она держится на плаву.

– Пожалуйста, ты не можешь меня бросить, – шепчет она и целует ее в лоб.

Дорис продолжает спать и хрипло дышит через раз. В коляске просыпается Тайра и начинает хныкать. Дженни берет ее на руки, но девочка вертится и хочет вниз. Она опускает ее. Ложится на бок рядом с Дорис. Близко, близко. Дышит вместе с ней.

– Вам нужно следить за дочкой, в больнице полно опасных мест и предметов. – Медсестра заходит в палату с Тайрой на руках.

Дженни кивает и виновато улыбается. Берет девочку и дает ей пакетик с конфетами.

Тайра радостно причмокивает. Дженни возвращает ее в коляску и застегивает ремень вокруг ее пухленького тела:

– Посиди немного здесь, пожалуйста. Посиди. Я должна…

– Не может усидеть на месте? – почти неслышно шепчет Дорис.

– Ой, ты проснулась? Как себя чувствуешь? Ты заснула сразу после душа.

– Я очень устала.

– Мы можем не разговаривать, если у тебя нет сил.

– Я хочу тебе рассказать. Все, что не успела записать. И ответить на твои вопросы.

– Ой, их так много, не знаю, с чего начать. Ты так мало написала о прожитых с Йёстой годах.

– Двадцать лет.

– Да, вы так долго жили вместе. Он заботился о тебе? Был добрым? Ты его любила?

– Да, как папу.

– Ты, наверное, так грустила, когда он умер.

– Да. – Дорис кивает и закрывает глаза. – Это как потерять руку.

– От чего он умер?

– От старости. Он умер давно, в шестидесятых.

– Когда родилась я?

– Незадолго до этого. Когда умирает кто-то любимый, рождается другой.

– И ты унаследовала все его вещи?

– Да. Его квартиру, немного мебели и картин. Я продала большие, они оказались неожиданно дорогими.

– Сегодня они продаются за миллионы.

– Только представь, если бы об этом знал Йёста.

– Он был бы рад. Горд. – Дженни улыбается сквозь слезы.

– Не знаю, его не интересовали деньги. Но он мог бы вернуться в Париж, если бы картины начали продаваться раньше. Мы могли бы поехать вместе.

– Ты этого хотела?

– Да.

– Он, наверное, знает, что обрел успех. Возможно, стал ангелом, и вы скоро увидитесь.

Она берет с тумбочки одного из фарфоровых ангелов и протягивает его ей.

– Он так боялся умирать. Тогда говорили, что гомосексуалисты не попадают в рай. Он в это верил.

– Он был религиозным?

– Не публично. Наедине с самим собой. Как и все мы.

– Если рай существует, то там тебя будет ждать Йёста.

– Сможем устроить вечеринку.

Дорис ловит ртом воздух, пытаясь рассмеяться.

– Ты такая замечательная. Так чудесно слышать твой смех. Он заставляет меня идти вперед. Я всегда вспоминаю, как ты смеешься, когда мне трудно.

– Зефирная война.

– Да, ты помнишь! – Дженни смеется при этом воспоминании. – На той кухне, где из-за стола не хватало места. Ты, я и мама. Мы так много смеялись. И ели зефир. У меня весь вечер болел живот.

– Немного глупости никогда не помешает.

Дженни кивает и гладит волосы Дорис. Тонкие пряди мягкие, как у ребенка.

– Давай приведем твои волосы в порядок.

Дорис засыпает, когда она накручивает тонкие волосы на бигуди. У нее тяжелое дыхание. Тайра доела все конфеты, но Дженни не обращает внимание на ее нытье в коляске. Продолжает причесывать и накручивать. И только когда медсестра обращает ее внимание на плачущего ребенка, она наконец берет ее на руки.