Ярослав Ивашкевич - Современные польские повести

…В коридорах — обычная для лечебницы публика: больные в застиранных бумазейных пижамах и медицинские сестры с обозленными лицами. Латаный-перелатаный линолеум. Двери с выбитыми фрамугами. Подслеповатые окошки.

На втором этаже Зарыхта увидел немолодого врача, который отмахивался от настырных просительниц.

— Сказано, нет, значит, нет! — покрикивал он сердито, стоя в дверях канцелярии. — Здесь не богадельня!

Зарыхта предстал перед ним.

— Пан заведующий, я по вопросу… — начал он и замялся. Ибо какие же, собственно, вопросы привели его сюда? И как их сформулировать? Поэтому закончил он иначе: — Меня интересует состояние Барыцкого.

— А вы ему кто? — грубовато спросил врач и воззрился на Зарыхту.

И это не просто было объяснить. Я его друг. Был его другом. Мы враги. Ненавидим друг друга.

— Моя фамилия Зарыхта.

Врач словно только сейчас увидел его.

— Ага! — на лице его отразились поочередно удивление, неприязнь, вымученная любезность. Он отступил на шаг и учтивым, даже подчеркнуто учтивым жестом пригласил: — Пройдите в мой кабинет.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал Зарыхта.

— Состояние критическое, — понизил голос врач. — Барыцкий уже прооперирован по поводу селезенки, но это еще не все. Теперь в свою очередь доцент… — тут была названа известная фамилия, — производит трепанацию…

— Выкарабкается?

На дверях красовались две дощечки: поменьше — «Секретарь» — и покрупнее, на которой Зарыхта прочел фамилию заведующего больницей. Явно знакомую, но Кароль все еще не припоминал, при каких обстоятельствах сталкивался с доктором Яхимовичем.

— Этого я не могу вам сказать.

— А как вы оцениваете шансы Барыцкого?

— Дорогой товарищ Зарыхта, — произнес врач наигранным тоном. — Мы делаем все, что в человеческих возможностях. Но сами понимаете, это человек… гм… в нашем возрасте.

— Моложе.

— Незначительно. И сердце! Сердце у него как старая, растоптанная войлочная туфля, — тут врач устыдился неуместно цветистого сравнения. — Извините мне эту метафору, — жалко улыбнулся он. — И бога ради, не передавайте родственникам. Пока чаши весов колеблются.

Яхимович отворил дверь канцелярии. Секретарша бдительно следила за каждым его движением.

— Последний вопрос, доктор, — сказал Зарыхта. Они были одного роста, смотрели прямо в глаза друг другу. — А если выкарабкается, ведь он кремень, что тогда?

Яхимович оглянулся, словно надеясь, что секретарша что-нибудь ему подскажет.

— Не понимаю, — произнес он тихо. На лице его снова появилось трудноскрываемое выражение подозрительности и неприязни.

— Сможет ли он вернуться к своей работе? — уточнил Зарыхта.

— Ах, вот вы о чем, — протянул врач, и в голосе его прозвучала презрительная нотка. Он превратно истолковал смысл вопроса. Неужели Зарыхта беспокоился о тепленьком местечке? И снова с любопытством поглядел на этого худого старика. Расспрашивать о трудоспособности в такой момент? А вдруг у Зарыхты есть шансы вернуться в случае смерти Барыцкого? — подумал Яхимович и отвел взгляд. — Что тут скажешь, — проговорил он уклончиво. — Пожалуй, решающим будет прогноз нейрохирурга. Но все же…

— Я слушаю, — поторопил вполголоса Зарыхта, поскольку собеседник опять заколебался. — Говорите прямо.

— Если трудоспособность полностью восстановится… это будет… это будет…

— Чудо? — еще тише произнес Зарыхта.

— Скажем лучше — доказательство феноменальной жизнеспособности.

В канцелярии зазвонил телефон. Яхимович встревоженно оглянулся.

— Прошу прощения, сами понимаете. Вы хотите дождаться результатов второй операции?

— Да, пожалуй, да, — ответил Зарыхта и вдруг отчетливо вспомнил день, когда познакомился с этим врачом, наивно требовавшим невозможного. Они приезжали тогда в Н., чтобы уже чисто формально утвердить заранее подработанные планы строительства «Сельхозмаша», который преобразит городишко, а также рассказать провинциалам об открывающихся перед ними «ошеломляющих перспективах». О масштабах огромного комбината и о двух пока еще скромных по кубатуре жилых микрорайонах. Да, маловато — в те годы — планировалось квартир!

А Яхимович пытался именно за счет микрорайонов форсировать строительство больницы. Новая больница была, разумеется, идеей фикс седого эскулапа, и это понравилось Зарыхте. Но что могло быть нелепее предложения вычеркнуть из плана жилье и строить больницы.

— Тогда пройдите, пожалуйста, в приемную, комната номер одиннадцать, там уже находятся близкие товарища Барыцкого и других пострадавших, — повторил Яхимович, наблюдая, как Зарыхта присматривается к нему с каким-то особым, вновь пробуждающимся любопытством.

Секретарша положила трубку и громко объявила:

— Звонят из повята, пан заведующий. Уже третий раз. Я сказала, что вы…

— Хорошо! — Яхимович протянул Зарыхте руку. — Товарищ Зарыхта, — проговорил он с особой интонацией в голосе, — видите, как нам была необходима новая больница?

Начинается! — подумал Зарыхта и молча покачал головой. Сделал шаг, чтобы разминуться с врачом, но тот вдруг взял его под руку и остановил. Теперь он казался меньше ростом, смотрел снизу вверх глазами просителя.

— Секундочку, товарищ Зарыхта. Вот объект, он виден отсюда, — Яхимович показал на окно канцелярии. — Эта стройка опять застопорилась.

— Нет денег? — не слишком удивился Зарыхта.

— Деньги? Деньги — пустяк. Попросту инвестиционные фонды переходят из года в год. В прошлом году дали план на двадцать четыре миллиона. Освоили, хоть плачь, менее семи. А в нынешнем году дела идут еще хуже. Не хватает техники и рабочей силы. Товарищ Зарыхта, ведь это же бедствие, катастрофа! Не можете помочь? Посоветовать, куда, к кому стучаться?

Зарыхта взглянул на врача и увидел в нем уже не мечтателя, а только вялого недотепу-провинциала. Почувствовал прилив злости, всегда так бывало, когда он сталкивался с людьми из глубинки, которые прямо или косвенно старались свалить ответственность на верха, на Варшаву. У нас хватает собственных грехов, — подумал, как прежде, Кароль. — К чему нам ваши? Нераспорядительность! Такой домишко… Я бы его за полгода…

— Увы, — сказал он вслух. — У меня нет теперь никаких связей, никакого влияния.

А врач выпрямился и снова тяжело вздохнул. Постоял еще с минуту в коридоре, провожая взглядом Зарыхту. Если бы я пробился к нему несколько лет назад, — подумал он. — Все всегда приходит слишком поздно… Он еще раз вздохнул — сердце пошаливало. В канцелярии распорядился:

— Пожалуйста, соедините меня с повятом! — Взглянул в окно, на эту, будь она проклята, строящуюся больницу. Производственные мощности, — подумал с бессильной яростью. — Производственные мощности!