Ярослав Ивашкевич - Современные польские повести

Это дело я получил на следующий день после происшествия на острове Сен-Луи. Собственно, оно как будто было не по части Сюрте, но юрисконсульт владельца «ситроена» решил, что представился отличный случай «подоить» полицию. Адвокат выдвинул версию о возмутительной халатности полицейского, который, конвоируя обезумевшего преступника, позволил ему врезаться в машину, в результате чего его клиенту не только причинен материальный ущерб, но нанесены и телесные повреждения и тяжелая психическая травма. Следовательно, полиция несет ответственность, и придется выплачивать пенсию — из фондов министерства, разумеется, — поскольку виновный в случившемся полицейский находился при исполнении служебных обязанностей.

Чтобы обеспечить себе надежные позиции, адвокат в подобном духе информировал прессу. Поэтому дело из разряда банальных инцидентов перешло в ранг повыше: речь шла уже о престиже Сюрте, точнее, уголовной полиции. Шеф поручил мне расследование.

В предварительном медицинском диагнозе констатировалось буйное помешательство на почве поздно проявившейся шизофрении, но чем дольше исследовали Прока, уже после попытки самоубийства, тем сомнительнее казался диагноз. Шесть дней спустя это был сломленный, едва живой, внезапно постаревший, но, в сущности, вполне нормальный человек. На седьмой день пребывания в больнице он дал показания. Сказал, что сперва клиент уплатил ему вместо обещанных полутора тысяч всего сто пятьдесят франков, мотивируя это тем, что не получил всех снимков. В понедельник Прок шлифовал стекла для очков, и вдруг его охватила такая ярость, что, бросив все, он в чем был выбежал из мастерской, «чтобы с ним расквитаться». О том, что Прок заходил в кондитерскую, он вообще не помнил. Не мог вспомнить и ничего из того, что произошло на мосту, знал только, что закатил клиенту в квартире скандал и тот уплатил ему сполна. В ночь после дачи показаний его состояние резко ухудшилось. Он умер на рассвете от сердечной недостаточности. Врачи сошлись на том, что причиной был реактивный психоз. Хотя смерть Прока лишь косвенно была связана с тем, что произошло по дороге в больницу, дело снова приняло серьезный оборот. Труп — всегда козырная карта. Накануне смерти Прока я был у его матери. Для женщины столь преклонного возраста она была весьма вежливой. Я прихватил с собой на рю Амели практиканта из отдела наркотиков, чтобы он обследовал лабораторию и находящиеся там химикаты. У мадам Прок просидел долго: мышление у такой старой дамы вроде грампластинки, раз начала о чем-нибудь, приходится набраться терпения. Под конец визита мне показалось, что я слышу внизу, в лавке, дверной колокольчик — окно было открыто. Практиканта я застал за прилавком, где он просматривал книгу записей.

— Нашли что-нибудь? — поинтересовался я.

— Нет, ничего.

Однако вид у него был растерянный.

— Был кто-нибудь?

— Да. Откуда вам известно?

— Я слышал колокольчик.

— Да, — повторил он и рассказал мне, что произошло. Он услышал колокольчик, но, поскольку стоял на стуле, открыв распределительный щиток, — он делал обыск, — то не смог сразу же войти в лавку. Пришедший, слыша, что кто-то возится, и будучи уверен, что это Прок, громко сказал:

— Ну, что там? Как вы сегодня себя чувствуете, старина Дьюдонне?

При этих словах мой практикант появился в лавке и увидел мужчину средних лет, с непокрытой головой, который при виде его вздрогнул и инстинктивно подался к дверям. В этом был виноват случай. Обычно люди из отдела наркотиков ходят в штатском, но как раз в этот день намечалось скромное торжество в связи с награждением одного из них, поэтому всем следовало явиться с поздравлениями в мундирах. Торжество начиналось в четыре часа, и практикант отправился со мной уже в форме, чтобы не возвращаться домой.

Итак, пришедшего смутил полицейский мундир. Он сказал, что хочет получить очки, отданные в починку. Показал квитанцию с номером. Практикант ответил, что владелец мастерской занемог и поэтому клиент, к сожалению, не сможет получить свои очки. Было сказано все, что можно было сказать, однако клиент не уходил. Наконец, понизив голос, спросил, неожиданно ли заболел Прок. Практикант это подтвердил.

— Занемог серьезно?

— Довольно серьезно.

— Мне… крайне необходимы эти очки, — произнес незнакомец явно потому только, что не осмеливался задать интересующий его вопрос.

— А он… жив? — наконец спросил-таки он.

Это уж практиканту совсем не понравилось. Не отвечая, он положил руку на доску, закрывавшую проход, решив выйти из-за прилавка и проверить документы у посетителя. Но тот стремительно повернулся и вышел. Когда практикант выскочил на улицу, незнакомца и след простыл. Близился четвертый час, люди возвращались с работы, моросил мелкий дождик, на тротуарах была толпа.

Я, конечно, был недоволен, что практикант позволил ему улизнуть, но нагоняй оставил на потом. Впрочем, у нас имелась книга заказов. Я спросил практиканта, запомнил ли он номер квитанции. Нет, он не обратил внимания. В книге за последние дни немало заказов было помечено одними инициалами клиентов. Словом, это не предвещало ничего хорошего. Единственное, на что я мог опереться, было туманным, как облако, — поведение этого клиента. А он, видимо, неплохо знал Прока, раз обращался к нему по имени. Без особой надежды на успех я принялся переписывать последние записи из книги. А может, квитанции на очки — только удобное прикрытие? Наркотики могли лежать в тайнике, который не отыщешь за один день, если его устраивали профессионалы. Номер квитанции мог быть фиктивным. Что я думал тогда о Проке? Собственно говоря, ничего определенного. Если допустить, что его мастерская действительно служила перевалочным пунктом торговцев наркотиками, то бессмыслицей было предполагать, чтобы Прок, получив партию товара, пробовал его первым и потому отравился. Товар могли подменить, такое бывает, но не помню случая, чтобы торговцы или посредники сами употребляли наркотики: они слишком хорошо знают последствия, чтобы соблазниться. Я пребывал в растерянности, пока практикант не помог мне, вспомнив, что, хотя и моросил дождь, у приходившего не было ни зонта, ни шляпы, а его плащ, ворсистый редингот, был почти сух. Приехать на машине он не мог: улицу перекрыли из-за ремонта дороги. Следовательно, этот человек должен жить поблизости.

Мы разыскали его на пятый день. Как? Очень просто. По описанию практиканта изготовили словесный портрет разыскиваемого, и сыщики обошли с ним консьержек на рю Амели. Клиентом оказался не кто-нибудь, а ученый, доктор химических наук по фамилии Дюнан. Жером Дюнан. Тогда я снова перелистал книгу записей и обнаружил странное обстоятельство: инициалы Ж. Д. фигурировали в каждом из трех дней, предшествовавших припадкам безумия у Прока.